Дарья Калинина - Горный шиповник

— Спасибо тебе, — прошептала Ася, обращаясь к Дидо.

Тот в ответ мимолетно улыбнулся и, уходя, приобнял девушку. Асю словно окатило горячей волной. Удивительно: только что у нее буквально все поджилки тряслись от холода — и вдруг в один момент ей стало тепло!

Мужчины ушли, а женщины и Давид в тревоге строили различные предположения, одно другого страшнее.

Примерно через полчаса, когда дождь ослабел, они услышали приближающиеся голоса и различили под дождем темные силуэты.

— Несут!

Тамара выскочила из укрытия и бросилась к отцу, которого несли четверо парней:

— Ему плохо?

Она могла бы и не спрашивать. Голова дяди Гоги была откинута назад. С его безучастного лица струйками стекала вода вперемешку с кровью, сочившейся из-под волос.

— Он ранен?

Никто не произнес ни звука. У Аси тоскливо заныло сердце от этого недоброго молчания.

— Что? — спросила она у Дидо, когда тот вошел. — Что с дядей Гоги?

— Он мертв.

Ася едва удержалась от крика, прижала ко рту руку, расширившимися от охватившего ее ужаса глазами уставилась на труп.

— Что с ним случилось?

— Не знаем. Мы с Костасом нашли его в таком состоянии на берегу реки.

Костас, высокий черноволосый парень с внешностью типичного грека с древних мозаик, кивнул головой:

— Да, он лежал среди камней. Наверное, поскользнулся. Упал, ударился головой и…

Он не договорил: до Тамары дошла наконец страшная правда. Упав на колени прямо в жидкую грязь, она страшно завыла.

— Тамара! Перестань!

Но девушка и не думала униматься. Страшно причитая, она принялась рвать на себе волосы и царапать лицо ногтями.

— Это я! — рыдала она. — Я одна виновата! Это я уговорила папу пойти с нами в горы! Он бы никогда не оставил нас одних! Мы обе виноваты! — И ударив себя кулаками в грудь, Тамара закричала: — Будь проклят тот час, когда я заикнулась папе про этот поход!

Убедившись, что успокоить Тамару не удастся, ребята отошли немного в сторону, оставив сестер возле тела. Предстояло принять нелегкое решение: что же теперь делать?

— Путь домой отрезан, — сказал Дидо. — Там, где мы прошли, сплошной поток из грязи и камней.

— Надо позвонить! — выкрикнул кто-то.

Предложение это вызвало только усмешки. Высоко в горах можно было связаться только с помощью рации, а ее никто с собой не захватил.

— Придется ждать, пока стихнет дождь.

Ася непроизвольно ахнула:

— Как ждать? Рядом с трупом?! Может быть, послать гонца в деревню?

— Я же тебе объясняю — в горах не пройти, — вздохнул Дидо.

Ася задумалась. Был уже поздний вечер. Ясно, что ночью они ничего предпринять не смогут. Но когда рассветет и дождь, надо надеяться, стихнет, может быть, за ними вышлют спасательную экспедицию?

— Если они утром пройдут, мы тоже к тому времени сумеем, — возразил ей Василий. — Так что нечего на кого-то надеяться. Справимся сами.

Он подошел к безутешно рыдавшей Тамаре. Но вовсе не девушка его интересовала. Василий долго разглядывал труп ее отца, на его лице отражалось все большее смятение. Наконец он поднялся с колен, потрепал Тамару по плечу:

— Держись!

Вернулся к остальным.

— У меня есть для вас очень скверное известие, — озабоченным голосом произнес он.

— Дядя Гоги мертв, мы знаем, — отозвался кто-то.

— Мертв, да. Но дело в том… дело в том, что дядя Гоги погиб не из-за несчастного случая. Его убили!

Под пологом стало очень тихо. Тамара перестала рыдать и прислушалась.

— Убили? — прошептала Света. — Как это?..

— Очень просто. Ударили по голове.

— Кто мог его убить? Тут на много километров вокруг нет ни единой живой души, кроме нашей компании!

Василий хмуро кивнул:

— Вот именно!

Света помертвевшим голосом спросила:

— Ты хочешь сказать, что убил его кто-то из нас?!

Поднялся хор возмущенных голосов:

— Это невозможно!

— Мы все время были вместе!

Но громче всех прозвучал голос Дидо:

— С чего ты вообще решил, что его убили? Объясни!

— Удар был нанесен сверху. Чтобы разбить голову таким образом, дядя Гоги должен был падать отвесно вниз. А там, где его нашли, нет ни достаточно больших камней, ни скал, чтобы он мог с них свалиться, — сказал Василий.

Остальные не поверили Василию и пожелали убедиться в его словах сами. Голову дяди Гоги осмотрели, ощупали. Действительно, удариться таким образом сам он вряд ли мог.

— Убил его кто-то из нас, выходит, так? — пробормотал Давид.

Все молчали, растерянно глядя друг на друга. Признать, что в их тесном кругу появился убийца? В это невозможно было поверить! У Тамары начался очередной приступ истерики, она заверещала:

— Убийца среди нас! Рядом! Он не успокоится, пока не убьет нас всех! Мы обречены!

Дидо влепил ей пощечину. Тамара ненавидящим взглядом уставилась на него:

— Это ты виноват! Ты привел нас сюда!

Дидо пожал плечами, мол, с дурами не разговариваю. Света всхлипывала. Мужчины громко заспорили. Ася молчала. Что толку кричать, размахивать руками, рыдать? Нужно собраться с мыслями и понять, кто и почему убил дядю Гоги. Насколько Ася знала, он жил очень тихо. После смерти жены остался с двумя дочерьми, все свое свободное время посвящал им.

Хотя, возможно, он излишне в этом усердствовал. Никуда не отпускал их одних. Даже в магазин сопровождал дочерей, ревниво, как цербер, поглядывая по сторонам и отпугивая всех молодых людей, встречавшихся им на пути. Парни оставили все попытки познакомиться с его дочками, завидев эту троицу, они поспешно шарахались на другую сторону улицы, уступая дорогу сердитому мужику.

В деревне такая сильная отцовская любовь была предметом постоянных шуток и анекдотов. Ася задумалась: каково же было сестрам? Не сводила ли их с ума постоянная жесткая опека отца? Может быть, в их душах зрел бунт? И — назрел? Старшей дочери уже сравнялось двадцать семь. Младшей скоро двадцать четыре. В Буденовке этот возраст считался для девушек даже не критическим, а катастрофическим. Если девушка не выходила замуж до двадцати двух — двадцати трех лет, рассчитывать ей было уже особо не на что.

Да, сестры вполне могли взбеситься. Отец своим поведением отпугивал от них всех, кто рискнул бы посвататься.

— Опять же деньги, — пробормотала Ася, не обращая внимания на брата, который устроился рядом с ней и внимательно слушал. — С деньгами даже таких дур и уродин кто-нибудь взял бы за себя. А у дяди Гоги, говорят, еще с девяностых годов припрятана тугая кубышка. Жил он скромно… Дочкам могло показаться, что так дальше не пойдет.

Да, девицы оказывались наиболее заинтересованными в смерти своего отца. Звучало это, конечно, чудовищно. Ася никогда бы не решилась озвучить эту мысль, но это сделал за нее простодушный Давид.