Елена Логунова - Везет как рыжей

Спотыкаясь в потемках, я с рекордной скоростью пробежала стометровку и буквально влетела в круг рассеянного желтого света под одиноким фонарем на углу улицы. И с разбегу врезалась прямо в группу граждан, состоящую из толстого папы, толстой мамы, пары упитанных детишек и крупной мохнатой собаки, сидящей на траве с самым обалделым видом.

– Здрасте, – слегка задыхаясь, приветливо поздоровалась я, по понятным причинам сразу сворачивая на собачью тему. – Красивый у вас пес! Это московская сторожевая?

– Хреновая это сторожевая, – невежливо буркнул в ответ похожий на сумоиста отец семейства, неласково подпихивая лохматый собачий зад тупым носком ботинка.

Обуреваемая недобрыми предчувствиями, я поспешно обернулась, легко проследила направление стеклянного взгляда московской сторожевой и виновато охнула:

– Томка! Отойди от миски!

Не отрываясь от посудины и явно не собираясь этого делать, пес дружелюбно помахал мне хвостом.

– Том, ко мне!

Бессовестная скотина в последний раз аккуратно прошлась по дну и стенкам чужой миски шершавым языком и вальяжно потрюхала в мою сторону. Я обреченно вздохнула. Московская сторожевая и ее владельцы, все пятеро, посмотрели на меня с немым, но ярко выраженным укором. Женщина дерганым движением робота опустила руку с надкушенным пирогом, с усилием проглотила забытый во рту кусок и озвучила общее недовольство:

– Так это ваша собака? – рука с пирожком обвиняющим жестом указала в сторону Томки.

Это было очень неосторожно!

Хап! Пирожок исчез в собачьей пасти, сам Томка тоже исчез, торопливо скрывшись в ночи, а я осталась, краснея под взглядами дважды ограбленного семейства.

– Она, ваше благородие, руку с батоном опустила, а собачонка, не будь дурой, батон-то и цапнула! – нервно хихикнув, тихонько пробормотала я, слегка переврав цитату.

– Чего? – недоброжелательно переспросил мужчина.

– Извините, кажется, у меня… у меня молоко убежало! – брякнула я первое, что пришло на ум, отступая за пределы освещенного круга.

Пять минут быстрого бега по изрытому колесами проселку – и на обочине придорожным столбиком возник сидящий Томка. Увидел меня, стервец, радостно залаял, развернулся и снова ускакал. Господи, на все воля твоя! Куда его опять понесло?!

Спустя еще пять минут я заподозрила, что у моей собаки острый приступ ностальгии: как выяснилось, бежали мы по тому же маршруту, по которому ежевечерне следовали пару лет назад, в моей прежней жизни. «Большой променад» протяженностью в восемь километров начинался и заканчивался у ворот трехэтажного кирпичного дома, в котором раньше жили и я, и мой бывший супруг, и Томка с Тохой, а теперь обретался только мой бывшенький, впрочем, уже не один, а с новым семейством. В свежеукомплектованном семействе были молодая жена, двое разнополых младенцев и никаких тебе четвероногих: в качестве братьев меньших бывшенький завел золотых рыбок. Рыбки ели много меньше, чем кот и собака, не делали луж на полу и куч на газоне, не царапали дорогие обои, не раскачивались на занавесках, не подкладывали в хозяйские тапки задушенных мышей и дохлых тараканов, не жрали молодые деревья, сидели себе в аквариуме и не гавкали!

– Том, вернись, нас там не ждут! – громко прошептала я псу, с разбегу толкающему закрытую металлическую калитку вскинутыми в прыжке передними лапами.

Калитка грохотала, металл прогибался, и на дикий шум в любой момент могла выскочить новая хозяйка особняка, а уж ей-то наверняка не понравилось бы мое присутствие вблизи ареала обитания семейства бывшенького! Нарываться на скандал мне не хотелось.

– Томка, отойди от забора!

Удивительное дело, на этот раз норовистый пес меня послушался, отпрянул от калитки и скрылся за углом. Стараясь не шуметь, чтобы, не дай бог, не привлечь внимания новой хозяйки, я пробежала десять метров вдоль фасада особняка, свернула за угол и успела увидеть пушистый собачий хвост, втягивающийся в дырку под забором.

– Вот дьявольщина!

Деваться было некуда: я понимала, что вредоносное животное само по себе назад не повернет. Хочешь не хочешь, а придется ползти следом и осуществлять мобилизующий пинок.

Дыра под металлическим забором оказалась мелкой: промоина в глинистой почве, разрытая собакой – не исключено, что именно моей.

Обреченно вздохнув, я легла на живот, зажмурилась и сунула голову в черное отверстие, как дрессировщик в львиную пасть. Голова пролезла без проблем, руки и плечи тоже – слава богу, я не Шварценеггер, но потом я все-таки застряла, потому что одолженная мне Иркой теплая стеганая куртка пятьдесят четвертого размера плотно закупорила отверстие.

– Это все потому, что кто-то слишком много ест! – сердито сказала я сама себе, и злость придала мне сил: я рванулась, ткань протестующе затрещала, и забор остался позади.

– Том! Том, ты где? – громким шепотом позвала я, озираясь. – Свин в образе собачьем…

Фонарь на фасаде дома почему-то не горел. Наверное, бывшенький электричество экономит, ехидно подумала я. Во дворе было темным-темно, а мне, как незаконному мигранту, тьма египетская оказалась только на руку. Впрочем, у самой стены на бетон ложилась горизонтальная полоса света из узкого длинного окна цокольного этажа. Там бильярдная, вспомнила я.

В теплом золотом сиянии, уткнувшись носом в оконное стекло, уже сидел мой Томка. Склонив голову набок, он с большим интересом смотрел в помещение. Плохо дело, если его заметят – нам уже не удастся удалиться потихоньку!

– Том! Лежать! – скомандовала я, укладываясь наземь и по-пластунски подползая к собаке.

Схвачу поганца за ошейник, пристегну поводок и поволоку к забору. Правда, он наверняка будет сопротивляться…

Тут из бильярдной донесся громкий звук, похожий на выстрел. Пес насторожился и негромко гавкнул.

– Цыц, животное, – сказала я, прислушиваясь.

Внизу кто-то негромко напевал, талантливо перевирая популярную мелодию. Гм, какая знакомая певческая манера! Что такое?

Подобно Томке я ткнулась носом в стекло, заглянула в ярко освещенную бильярдную, ахнула и заколотила по оконной раме, уже не думая, что кто-то может меня услышать.

– Кыся! – с радостным удивлением сказал Колян, не без труда разглядев меня в ночи за окном. – Что ты тут делаешь?

– Это я у тебя спросить должна, – огрызнулась я, продолжая сотрясать раму. Нет, замурована!

– Спускайся, поиграем! – оживленно улыбающийся Колян постучал по стеклу поднятым кием.

– Ага, поиграем. На нервах! – буркнула я, поднимаясь с коленок и вздыхая: опять мне ползти под забором!

– Томка, за мной! – велела я, отступая к ограде.

Пес не тронулся с места.

– Ладно, тогда сиди тут, – переменила я решение. – Карауль Коляна, никого к нему не подпускай. Если вдруг бывшенький появится – откуси ему руку или ногу, хотя нет, уж лучше голову откуси, раз думать ею совсем не умеет. Я вернусь через минуту.