Дарья Калинина - Целый вагон невест

– Он не шевелится, – заметила Аня, которая в отличие от подруги не утратила остатки здравого смысла.

– Ну и хорошо, – немного подумав, сказала Мариша.

– Ты не понимаешь, он смотрит на меня и не шевелится, – повторила Аня. – Это не странно?

Девушки сделали несколько осторожных шагов в сторону Густава и, приблизившись на достаточно близкое расстояние, увидели, что под телом Густава уже успела натечь внушительная лужа крови, а возле его правой руки валяется вороненый пистолет.

– Он мертв! – ахнула Аня.

– То-то он не зашевелился, увидев нас, – догадалась Мариша.

– Зачем же он застрелился? – заволновалась Аня.

– Может быть, он и не сам застрелился. Но кто бы это ни сделал, я буду каждое воскресенье ставить за его здравие в церкви самую большую свечу, – сказала Мариша. – Не трогай его, пусть лежит и гниет тут, подонок.

– Нехорошо как-то, – сказала совестливая Аня. – Он ведь плохо соображал в последнее время, может быть, его кто-то хитростью заставил нас схватить.

– И держать в яме целую неделю тоже хитростью заставил? – рассвирепела Мариша, но Аня уже переворачивала Густава на спину.

– Никакое это не самоубийство, – сказала она, немного поразмыслив. – Кто-то разворотил ему всю грудь, – сказала она. – И сделал это совсем недавно, он еще совсем теплый. А что это у него тут?

Но закончить свои исследования ей не удалось. За дверью раздались торопливые шаги и какое-то бормотание. Наконец взволнованный мужской голос с хрипотцой приказал:

– Откройте! Полиция!

– Франц! – вне себя от радости закричала Аня и кинулась открывать дверь.

– Стой, идиотка! – зашипела на нее Мариша. – Весь пол кровью закапала.

Она была права. Аня совершенно забыла о том, что руки ее в крови Густава. Открывать в таком виде дверь было бы сущим безумием. Пока она наспех ликвидировала кровавые следы на руках, используя джинсы Сергея, ставшие за время их плена настолько грязными, что разглядеть на них что-либо было почти невозможно, Мариша тем временем обманом сдерживала полицейских.

– Сейчас, сейчас, – стонала она. – Я совершенно не чувствую своих ног. Милый Франц, но я все-таки иду к тебе. Не ломай дверь, придурок!

Аня закончила приводить в порядок свои руки и кивнула Марише. Подруга немедленно откинула щеколду, и в дверь ввалился целый отряд полиции во главе с Францем и Сергеем. Ребята недоуменно уставились на двух перепачканных девушек. Франц быстро прошелся по комнате, заглянул на кухню и спросил:

– Куда вы их дели?

Подруги молчали. Наконец Мариша выдавила из себя:

– Кроме нас, тут почти никого нет.

Франц перестал нервно вышагивать по комнате и уставился на нее.

– Мари?! – вырвалось у него. – Я тебя не узнал. Что он с тобой сделал? Он тебя пытал? И что значит «почти никого»?

Мариша покачала головой и залилась слезами. Они ручьем текли по щекам, оставляя белые полоски.

– Немедленно в душ, – распорядился Сергей. – Разговоры потом.

Через полчаса относительно чистые и относительно спокойные девушки снова появились в гостиной, где уже щелкали вспышки фотоаппаратов, сновали эксперты и нервно вышагивал Франц. На этот раз у него был веский повод для беспокойства. Он уже разобрался, что значит Маришино «почти никого», и это не радовало. Однако если Франц и испытывал досаду, то постарался скрыть свои эмоции при виде появившейся Мариши, которую немедленно и заключил в объятия.

– Никого еще не была так рада видеть, – призналась ему девушка. – Но как вы узнали, где мы?

– Это все Сергей, – сказал Франц. – Он разнюхал про Густава немало интересного.

– И что же? – поинтересовалась Мариша, повернувшись к другой счастливой парочке. – Ведь ничто не указывало на то, что мы пошли к Густаву. Или нас кто-то видел?

– Не вас, а Густава, – пояснил Сергей. – Но я сначала не придал этому значения.

– Можно все по порядку? – попросила Аня. – А то я ничего не понимаю.

– Началось все с того, что, обходя бордели, я случайно уронил фотографию, на которой в числе других был снят Михаэль – бывший Анин жених, – начал рассказывать Сергей.

Фотография порхнула к девушке, которая сидела на кассе перед входом в стриптиз-шоу. Кассирша проворно ее подняла и успела внимательно рассмотреть, пока Сергей искал деньги. Купив билет, он собрался пройти внутрь, совсем забыв про оброненную фотографию, как вдруг его остановил голос девушки.

– Я знаю этого типа. Он был тут, – сказала она.

Сергей ни минуты не сомневался, что речь идет о Михаэле. Но кассирша указала на Густава.

– Я его хорошо запомнила, потому что нечасто к нам заглядывают посетители такого возраста. А этот к тому же был очень всем здесь недоволен. Это было странно. Зачем платить деньги, если тебе это зрелище не по душе?

– Однако тогда я не заподозрил, что дело нечисто. Я знал, что Густав загорелся желанием найти первую невесту Вернера и в своих поисках посещал ночные клубы. Я так и сказал кассирше. Она вспомнила, что старик и в самом деле бормотал что-то про какую-то русскую девушку с длинными светлыми волосами, которой самое место у них в борделе. Он так и сказал. Но тогда я ничего не заподозрил, – повторил Сергей. – Лишь потом вспомнил, что у первой невесты Вернера волосы хоть и были длинные, но светлыми их назвать трудно. Она была просто рыжей, но я решил, что старый холостяк этой разницы просто не учел.

Подозрение закралось в душу Сергея, когда старухи показали мне свадебные фотографии Моники. Там был Густав, и в то время, как все гости пили шампанское за здоровье жениха и невесты, у него в руках был коньячный бокал.

– Тут же я припомнил, что Мариша рассказывала, как Густав угощал вас старым коньяком, и вы здорово нарезались. А потом я понял, что никакой мужчина, отправляясь в гости к женщине с определенными целями, не будет каждый раз брать с собой коньяк. Один раз, возможно. Но потом ему объяснят, что к чему, и он перейдет на легкие вина и шампанское. А если он всегда прихватывает с собой коньяк, значит, берет его для себя. Хочет просто приятно провести вечер и обольщать никого не собирается. Значит, в гости к девушкам Вернера приходил Густав, но не имел целью их соблазнить. Потом я сообразил, что Густав как раз был в Мюнхене, когда убили вторую невесту Вернера. Все это были какие-то туманные штришки к портрету. Но они постепенно рисовали образ того беззаветно преданного друга, о котором писала Лена.

– Расскажи им про самую главную улику, – попросил его Франц.

– Да, – спохватился Сергей. – Дело в том, что на груди убитой Людмилы был вырезан орел, державший в когтях свастику. Только сегодня мне удалось раскопать в Центральной библиотеке Мюнхена, что такой знак был в ходу у фашистов из специального отдела гестапо, разрабатывавшего методы пыток. Если убийца работал в этом отделе, то ему должно было быть около восьмидесяти. И тут я помчался к Францу.