Дарья Калинина - Бонус для монсеньора

– Он ел один? – не выдержала Кира.

– Сначала один, а потом к нему присоединился еще один господин.

– Ну-ка! С этого места поподробней.

– Очень интересный человечек. Весь такой из себя шикарный. Одет словно попугай, гей или шоумен.

– Как? Как именно?

– Ну, зеленый пиджак с блестками и к нему ярко-желтые брюки. А ботинки тоже зеленые. И кашне на шее было прошито блестящими нитками.

– И кто он?

– Видимо, большой перец. Потому что шмотки при всей их попугаистости были самые дорогие. Да и приехал этот тип не на автобусе, а на собственном «Лексусе» с шофером, который остался его ждать возле ресторана.

– И о чем Очкастый говорил с этим попкой?

Апогей развел руками.

– Вы от меня слишком много хотите. По губам я читать не умею. А в тот ресторан я сунуться побоялся.

– Почему? Денег не было?

– Ну, на чашку кофе я бы наскреб. Не думаю, что она там могла бы стоить дороже ста баксов. Но не в этом дело.

– А в чем?

Апогей потупился.

– Боялся окончательно проколоться.

– Как это?

– Видел он меня.

– Что? Кто тебя увидел?

– Очкастый.

– Когда?

– Ну, еще там, в первом ресторанчике. Он неожиданно вышел, а я старался подобраться поближе, когда он по трубке разговаривал, да и зазевался возле входа. И так он на меня пристально посмотрел, словно заподозрил в чем-то.

Кира открыла рот, собираясь возмутиться и уличить Апогея в непрофессионализме. Но очень вовремя вспомнила о том, как бесславно ее саму выставили сегодня из продуктового магазина, где она опозорилась по полной программе, и промолчала.

– Ну, так вот, – не услышав укоров в свой адрес и заметно приободрившись, заговорил Апогей дальше. – Но кое-что мне из телефонного разговора Очкастого удалось подслушать.

– Что?

– Самый конец.

– Но что именно?

– Он сказал: «Хорошо, Петруня, я уже еду. Жди».

– И все?

– И еще заржал и говорит, только обед за твой счет, но заказывать буду я.

– А тот? Как ты сказал, Петруня?

– Да, Петруня. Он вроде бы согласился.

– Значит, тот пестрый попугай, с которым встречался Очкастый в «Альгамбре», это и был Петруня?

Кирины мозги зашевелились. Петруня, Петюня, Петенька. Не слишком ли много совпадений? А что, если тот Петенька, который увез Зинаиду Митрофановну, и этот попугаистый Петруня – одно лицо? Но нет! Старушки заверили, что Петенька одевался как истинный джентльмен. Вряд ли они сочли бы усыпанный блестками зеленый пиджак и канареечного цвета брюки эталоном хорошего вкуса.

– Значит, Попугай. А номер его машины ты зафиксировал?

Апогей неожиданно насупился.

– За кого ты меня принимаешь?

– Нет?

– Конечно, да.

– Отлично! Тогда мы его пробьем по базе данных. Глядишь, что-нибудь и выяснится. А ты за ним не проследил?

– Мне что, разорваться? – хмыкнул Апогей.

– Да, верно, – устыдилась своего напора Кира. – Ну а куда Очкастый после «Альгамбры» поехал? Что дальше-то?

– Не знаю, куда он там собирался ехать, но только поехал он прямиком в больницу.

– Куда?

– В больницу?

– Навещать кого-то?

– Вовсе нет. Ему самому понадобилась помощь.

– С чего бы это?

– С омаров.

– С каких омаров?

– С тех самых, которых он изволил откушать. Прямо за столиком бедолагу так скрутило, что сначала он полчаса из сортира не вылезал, а потом появился весь бледный. И прямо в зале чуть не упал. Ему «Скорую» прямо к ресторану вызывали. И выносили на носилках, самостоятельно передвигаться он уже не мог.

Наученные горьким опытом подруги дружно ахнули.

– Отравили!

– Хотели убить!

Апогей хмыкнул. А подруги принялись теребить его.

– Да? Мы правы?

– Его отравили?

– Говори!

– Да говори же!

Видя, что накал страстей достиг своей критической точки, Апогей наконец заговорил:

– Никто его не травил. Я грешным делом тоже сначала так решил, ведь трупы возле нас все множатся. Может, и Очкастому что-нибудь в жаркое подсыпали? Но оказалось, что он просто обожрался. Несварение у него.

– Ты уверен?

– Врачи так сказали.

– Врачи?

– Ну да, я же за ним в больницу поехал. Его прямо в реанимацию сунули, до того плох был.

Бегая по больничным покоям, Апогей изнывал от беспокойства. Ему казалось, что Очкастый вот-вот отдаст богу душу, унеся с собой на тот свет тайну шахматной доски. Никто из снующего вокруг медперсонала с Апогеем разговаривать не желал. В реанимацию его, ясное дело, тоже не пустили. И он уже решил, что ему так ничего и не удастся выяснить.

– Но потом я свел знакомство с одной юной медсестричкой. И она меня клятвенно заверила, что жизни пациента ничего не угрожает.

– Вот это интересно! И с какой же это медсестричкой ты там шуры-муры закрутил? – нахмурилась Кира.

– Ну, так это… – неожиданно смутился мужчина, – Кира… Ты не сердишься? Я же для пользы дела. Ты что, меня подозреваешь в том, что я мог увлечься какой-то молоденькой свиристелкой?

– А что такого? Она ведь была хорошенькая?

– Да, миленькая такая, – ухмыльнулся Апогей, теперь уже явно забавляясь тем, что его ревнуют. – Халатик едва попку прикрывает. Ножки точеные. Сама, словно козочка на каблучках, – цок, цок!

Леся с опаской покосилась в сторону подруги. Она-то знала, как страшна бывает Кира в приступе ревности. А вот Апогею, похоже, это еще только предстояло узнать. Да-а… Не завидует она ему.

– Козочка, говоришь? – прошипела Кира.

– Вылитая козочка. Глазастая.

– Значит, козочками интересуешься, – все таким же нехорошим голосом повторила Кира.

Ой! Ой! Леся в ужасе прикрыла глаза. Что сейчас начнется. Стихийное бедствие! Тайфун и цунами в одном флаконе. Но, к ее удивлению, ничего не произошло. Апогей радостно заржал и схватил Киру в объятия. И как она ни вырывалась, не выпускал ее, твердя, что он ее обожает. И что он просто счастлив, когда она его так ревнует ко всяким дурам в коротеньких халатиках.

– Ну, так вот, – когда Кире надоело дуться и вырываться и она заявила, что больше не сердится, продолжил он. – Я твердо выяснил, что жизни Очкастого ничего не грозит. Эта девчонка так и сказала, что он просто обожрался омарами. Что у него на них нечто вроде пищевой аллергии. А он не знал и слопал сразу много этого деликатеса. Да еще и застарелая язва дала о себе знать. Но лечащий врач Очкастого считает, что завтра с ним все будет в полном порядке. Но сегодня к нему никого не пустят. Так что нечего даже и пытаться.

– И ты ушел?

– А что мне было там делать?

– Мог бы не бросать бедную девочку. Уверена, она мечтала, что ты назначишь ей свидание. Или хотя бы возьмешь телефончик.

Но Апогей насмешливого тона не поддержал. Он неожиданно серьезно посмотрел прямо в лицо Кире и произнес:

– Зачем она мне, когда у меня теперь есть ты.