Дарья Донцова - Третий глаз-алмаз

Я уставилась на снимок. Но при чем тут тогда тазик, губка и средство для мытья посуды? Вон они, мирно стоят на полу у батареи! Зачем нужна эта декорация? Жанна хотела представить свое самоубийство как несчастный случай? Это объясняет отсутствие записки, но тогда девочке не следовало отпирать дверь! И, повторяюсь, детям свойственна демонстративность, своим самоубийством они кого-то наказывают, хотят, чтобы родителям было плохо. Суицид, обставленный как несчастный случай, – это поведение взрослого человека, очень сильного, скрытного и одинокого.

Злата и Сергей были религиозными людьми, для таких невозможность отпеть погибшую дочь – огромное горе, а тело самоубийцы не позволяют внести ни в один храм, церковь осуждает суицид. Может, у Жанны была несчастная любовь? Ей исполнилось четырнадцать лет, возраст Джульетты и Татьяны Лариной, самое время для безответных чувств. Вот Жанна и надумала свести счеты с жизнью, но, будучи любящей дочерью, она подумала о родителях и изобразила случайное падение. Тогда объяснимо отсутствие письма и открытая дверь. Но почему она не докрасила ноготь? Привязалась же ко мне эта чепуха! Кстати, вот еще странность: кисточка для лака лежит на столике, пузырек не закрыт. Почему меня поразил сей факт? Лак быстро засыхает, если хочешь им долго пользоваться, нужно тщательно завинчивать крышечку. Девочка из малообеспеченной семьи не может себе позволить расточительность. Жанна, наверное, с большим трудом наскребла денег на флакончик. Ну никак не могла Жанна бросить его открытым. Даже перед смертью? Наверное, ей уже все было безразлично! Но ногти-то она покрасила! Почти все, забыла лишь про один!

Я потрясла головой. Дашутка, отвлекись на секунду от лака, посмотри на другие детали. Что еще есть в комнате? Домашние тапочки! Они стоят около кресла пятка к пяточке, носок к носку, здесь же и кухонная табуретка, на ней постелена газета. Все правильно. Жанна делала педикюр, сама сидела в кресле, ногу поставила на деревянное сиденье, которое предусмотрительно застелила бумагой, чтобы не испачкать. Аккуратная девочка. Вас удивляет, что она устроилась с пилками в гостиной? А меня нет. Жанна находилась в квартире одна, а телевизор есть только в этой комнате, кстати, он включен, она смотрела какой-то фильм.

Я поежилась. Чем дольше рассматриваю фото, тем больше нахожу странностей. Поведение Жанны не укладывается в обычную схему. Она устроилась с комфортом, сделала так, чтобы не заляпать мебель, аккуратно поставила тапочки (кстати, они новые, розовые с симпатичным меховым помпончиком), включила телик, стала красить ногти и… не закончив процесс, выбросилась из окна, не забыв при этом принести тазик, губку, жидкость для мытья посуды и отпереть дверь. Ситуация не кажется вам бредовой?

А что там темнеет у выхода из комнаты? Тапочки! Еще одни, то ли темно-коричневые, то ли черные, дешевые, без всяких украшений, такие покупают пенсионерки или женщины, считающие, что дома можно ходить абы в чем, все равно никто не увидит. Одна валяется почти у самой двери, другая чуть ближе к книжному шкафу. Создается ощущение, что кто-то спешно убегал.

Я еще раз осмотрела лак, кисточку, розовые кокетливые пантофли, табуретку с газетой, включенный телевизор, тазик, губку… вспомнила о недокрашенном ногте – и все поняла.

– Что-то случилось? – тронула меня за плечо Зиночка. – Вы так странно молчите!

– Зина, – отмерла я, – можете дать мне на время это фото?

– Честно говоря, не хочется, – откровенно сказала Шляпкина, – это память о моей молодости.

– Я его верну!

– Ну…

– Мне очень надо! Пожалуйста!

– Право, не знаю, – слабо сопротивлялась редактор.

– Зиночка, в доме Лукашиных произошло убийство. Николай Михайлович сразу понял: дело нечисто. Очевидно, Егоров обладал завидной наблюдательностью и умел выстраивать логические цепочки, но он не любил милицию и решил самостоятельно заняться расследованием. К сожалению, журналисту не удалось довести дело до конца. Убийца или кто-то из его пособников спокойно ходит по земле. И этот снимок – шаткая возможность найти его! Единственная улика!

– Ладно, ладно, – подняла руки Зиночка, – хорошо, снимок временно ваш, но, пожалуйста, верните его. Постойте-ка! Вы знали про Лукашиных, да? Как-то связаны с этой семьей?

– Когда приду возвращать фото, непременно расскажу подробности, – пообещала я, направляясь к двери.

В прихожей меня поджидало неприятное открытие. Мои балетки были мокрыми, от них исходил характерный противный запах.

– Жулька! Дрянь! – возмутилась Зина. – Ну что с ней делать?

– Вроде вы говорили, что в обувь писает Васька, – напомнила я, – поэтому и велели сунуть туфельки в шляпницу.

– Васька наверх не прыгнет, – закивала Зиночка, – а Жульке, мерзавке паршивой, все равно, куда балетки поместили, она везде пролезет! Я забыла предупредить: обувь надо было перевернуть подошвами вверх. И как теперь пойдете?

– Не знаю, – честно ответила я.

Зиночка открыла шкафчик, порылась в нем и вытащила грязные кеды.

– Вот, берите, – радушно предложила она, – это Игорька!

Я посмотрела на отвратительную спортивную амуницию, покрытую комьями засохшей глины, и отказалась.

– Огромное спасибо, но я не могу лишить вашего мальчика обуви.

– Ему они давно малы, все равно выбрасывать, – с наивной откровенностью успокоила меня хозяйка.

– Нет, нет, можно, я ополосну свои туфли?

– И пойдете в мокрых?

– Они матерчатые, высохнут.

– Ванная справа, – указала Зина, – только у меня стиральный порошок закончился. Хотите, мыло для посуды дам?

– Отличная идея, – одобрила я и, держа вонючие туфельки на вытянутой руке, направилась в санузел.

Очень прошу, если вам придет в голову идея постирать вещь при помощи средства для посуды, никогда не осуществляйте ее на практике. Впрочем, может, я налила слишком много геля на ткань? Бесплодные попытки избавиться от пены длились минут десять. В конце концов я обула мокрые туфли, попрощалась с приветливой неряхой Зиночкой и, очень осторожно ступая, выбралась на улицу. Идти в непросохших балетках было крайне неприятно, и мне казалось, что от них, несмотря на обильное ополаскивание, все равно пахнет кошкой. В полнейшем унынии я влезла в «букашку», выехала на проспект и притормозила у первого же торгового центра.

Войдя в обувной магазин, я попросила продавщицу:

– Дайте туфли тридцать восьмого размера.

– Выбирайте, – заулыбалась девушка, – все в зале.

Чавкая балетками, я изучила ассортимент и пришла к неутешительному выводу:

– Здесь обувь только на каблуках!

– Мода сезона! – подтвердила консультант.

– У меня от них ноги болят, найдите балетки!