Джорджетт Хейер - Тупое орудие

Этот искренний монолог не произвел на Ханнасайда желаемого впечатления, и он не стал церемониться:

– Что-то не так. Как это мистер Флетчер, который следил за курсом по телеграфу, может не заметить, что акции повышаются не настолько, насколько повысились бы, если бы вы купили десять тысяч?

После неловкой паузы Бадд, собравшись с силами, выпалил;

– А вы не думаете, суперинтендант, 1 что у мистера Флетчера были дела поважней, что он не все время читал телеграфную ленту? Да, да, маленькое дельце, которое я ему организовывал, было для него мелочью, пустячком!

– Я бы хотел посмотреть ваши книги, – сказал Ханнасайд.

Впервые в довольно елейном голосе Бадда зазвучала резкая нота:

– Я никому не показываю свои книги!

– Неужели? – спросил Ханнасайд, глядя на него из-под нахмуренных бровей.

Мистер Бадд слегка побледнел. Он призвал на помощь слабую улыбку:

– Поймите меня правильно! Будьте справедливы, мистер Ханнасайд! Ни о чем другом я вас не прошу. Будьте справедливы! Если за пределами этого кабинета люди узнают, что я кому-то показывал свои книги, я потеряю половину клиентуры.

– Никто не узнает, – сказал Ханнасайд.

– Ах, если бы я мог быть уверен!

– Можете быть уверены.

– Ну, послушайте, мистер Ханнасайд, я разумный человек, и, если вы покажете мне ордер, я не скажу ни слова. Но у вас нет ордера, и я ничего вам не покажу. Разве я обязан? Но в тот миг, когда вы придете с ордером, вы не встретите никаких возражений.

– Если вы разумный человек, вы постараетесь ни при каких обстоятельствах не наживать себе неприятности, – сказал Ханнасайд. – Я посмотрю ваши книги сейчас.

– Вы не имеете права, – сказал Бадд, упрямо уставясь ему в глаза. – Вы не смеете, приходить в мою контору и командовать. Я этого не потерплю.

– Вы понимаете, в каком, вы положении? – сурово спросил Ханнасайд. – Я даю вам шанс избавиться от подозрения в…

– Я не имею никакого отношения к убийству! Вы это сами знаете, мистер Ханнасайд! Разве я сам не пришел сразу в Скотленд…

– То, что вы пришли в Скотленд-Ярд, не имеет никакого отношения к делу. Вы только что рассказали мне сказку, которой младенец не поверит, и по причинам, известным вам одному, вы отказываетесь подтвердить ее записями в ваших книгах. Мне остается только…

– Нет, нет! – быстро проговорил Бадд. – Давайте не будем спешить! Нам не надо спешить! Я просто смотрел на дело иначе. Больше ничего. Вы зря потратите время, если арестуете меня. Вы ведь не хотите меня арестовать? Я не жестокий человек. Вы же не думаете, что я могу кому-нибудь проломить голову! Конечно, не могу! Просто не могу! То, что я сказал вам, может быть, не совсем полная правда, но я клянусь…

– Не стоит клясться. В чем состоит правда?

Мистер Бадд облизал губы и заерзал в кресле.

– Я ошибся в расчете. Это могло случиться с кем угодно. Я понятия не имел, что «И. П. С.» покупает «Хакстон Индастриз». Я думал, это так, мелкое трепыхание. Человек должен делать для себя все, что может, правда ведь? Вы сами бы так поступили. В этом нет ничего преступного.

– Продолжайте! – сказал Ханнасайд. – Вы думали, акции вновь упадут, так?

– Именно так, – ответил Бадд, оживляясь. – Если бы мистер Флетчер раскрыл мне секрет раньше, ничего бы не произошло. Не могло бы произойти.

– Вместо того чтобы купить десять тысяч акций, как вам было указано, вы решили сыграть в собственную игру.

– Но иногда же надо рискнуть, – взмолился Бадд. – Вы сами знаете, как это бывает! Я не хотел сделать ничего плохого.

Ханнасайд игнорировал это крайне неубедительное заявление.

– Вы купили и продали и снова купили и продали, и вся прибыль осела в ваших карманах. Вы ведь так поступили? Телеграфная лента зарегистрировала изменение курса, но Флетчер не мог знать, чем именно вы занимаетесь. И» он открыл вам секрет – я верю этой части вашего рассказа, – а у вас на руках была всего одна тысяча акций из десяти тысяч, которые вы должны были купить, а цены на них упорно росли. Так было на самом деле?

– Вы… вам самому надо играть на бирже, мистер Ханнасайд, – тоскливо проговорил Бадд. – Удивительно, как вы все раскусили.

– И в вечер убийства вы поехали рассказывать мистеру Флетчеру сказку о том, почему у вас нет нужного количества акций?

Бадд кивнул.

– Так оно и было. Не повезло мне, мистер Ханнасайд. Не спорю, я поступил глупо, но…

– Я думаю, мистер Флетчер очень рассердился?

– Рассердился. Я его не осуждаю. Я его понимаю. Но что он мог поделать – он же не мог объявить об этом во всеуслышание. Он бы не стал этого делать. Понимаете? Он не мог допустить, чтобы люди узнали, что он через третье лицо скупает «Хакстон Индастриз». У вас нет ничего против меня, мистер Ханнасайд. Вы будете жалеть, если сделаете что-нибудь необдуманное. Мое вам слово!

Он все время с опаской глядел на Хайнасайда, капли пота проступили на его лбу. Когда он понял, что его, по всей вероятности, не арестуют, он шумно с облегчением вздохнул и отер лицо большим шелковым платком.

Ханнасайд удалился; теперь его интересовало финансовое положение Невила Флетчера.

Прибыв утром в Марли, сержант Хемингуэй застал констебля Гласса в обычном для него состоянии мрачного недовольства. У самого сержанта настроение было отменное, отчего он даже обратил внимание на унылый вид подчиненного.

– Что с вами? – осведомился он. – Рези в животе или еще где-нибудь?

– У меня все в порядке, сержант, – ответил Гласс. – Я пользуюсь прекрасным здоровьем.

– Если у вас такой вид, когда вы чем-то пользуетесь, надеюсь, что никогда не увижу вас, когда вам чего-то недостает, – сказал сержант. – Вы когда-нибудь улыбаетесь? Я уж не говорю, смеетесь – просто улыбаетесь!

– Сетование лучше смеха, – твердо отчеканил Гласс. – Потому что при печали лица сердце делается лучше.

– Если вы говорите о моем сердце, вы ошибаетесь! – мгновенно парировал сержант.

– У меня нет причины для радости, – сказал Гласс. – Я в тревогах, меня гнетут грехи, я скорблю весь день.

– Ну-ка давайте начистоту! – взмолился сержант. – У вас действительно есть о чем скорбеть или это ваш способ времяпрепровождения?

– Я вижу, как по причине смерти одного человека грех громоздится на грех. Я вижу, как нечист и растлен человек, пьющий беззаконие, как воду.

– Знаете, когда я приехал сюда, я чувствовал себя превосходно, – сказал сержант, усилием воли сдерживая себя. – Солнышко светит, птички поют, дело становится интересным. Но если я еще послушаю вас» у меня начнутся кошмары, а это не нужно ни вам, ни мне. Лучше забудьте о беззаконии и думайте о деле, которым вы предположительно заняты.

– Именно оно у меня на уме, – сказал Гласс. – Грешник убит, но его смерть обнажает сокрытые грехи. Никто из причастных к этому делу не может сказать: «На мне нет вины, на мне нет ни пятнышка».