Джорджетт Хейер - Тупое орудие

– Нет. Я вернусь в участок. Пока мне нет смысла возиться с Невилом. У меня нет против него ничего, разве что он превысил кредит в банке, и он это знает. Надеюсь, что Гласс установил контакт с почтальоном. Кажется, нам необходимо разыскать Норта и Карпентера. Позвоню в контору Норта и узнаю, там он или хотя бы заезжал ли туда. Если Лживонсу повезло, он раздобыл кое-какие сведения об Энджеле Энджел. Это я ему поручил с самого утра. И это напоминает мне, что мне кое-что нужно, а именно фотография Флетчера. Давайте по пути зайдем в Трейстоунз» и возьмем ее у его сестры. Насколько я помню, в ее вещах не было фотографий?

– Только приятелей по эстраде и Чарли Карпентера. Я специально спросил Джимми Гейла, он точно помнит, что там не было снимка мужчины, который ее содержал. Покойный Эрнест, как всегда, безупречен. Думаете, Энджела – важный фактор?

Ханнасайд задумался. Когда они подошли к крылечку «Грейстоунз», он ответил:

– Сам не знаю. Если наша цель – Норт, то нет. Но мне мерещится, что каким-то образом она связана с этим делом. Нам не повредит, если мы кое-что разузнаем.

Он позвонил, и через несколько мгновений парадную дверь открыл Симмонс, который сообщил, что хозяйки его нет дома. Ханнасайд был готов попросить у него фотографию хозяина, но тут в прихожей появился Невил, увидевший посетителей в окно. Со стыдливой, вялой улыбкой он затараторил:

– Вот удача! Я осатанел от сидения дома, а выходить не решаюсь, на случай если вы установили за мной слежку. Моей тете не нравится, когда я привлекаю к себе внимание. Но где ваш ходячий комикс? Неужели вы не взяли его с собой!

Сержант поднес руку к губам. В больших глазах Невила был упрек.

– Вы любите меня меньше, чем я надеялся, – сказал он, медленно глотая слова.

Я выучил для него две новые цитаты. Теперь они выветрятся у меня из памяти.

– Что вы говорите, сэр! – уклончиво ответил сержант, боровшийся с желанием спросить, какие именно это цитаты.

Молодой мистер Флетчер, у которого словно была сверхъестественная способность читать мысли, доверительно сказал:

– Я знаю, вам хочется, чтобы я сказал их. Вам не следует так мучить мою бедную голову. Но я все равно сказал бы, если бы тут не было суперинтенданта. Понимаете, они ужасно двусмысленные – чтобы не сказать непристойные.

Сержант бросил умоляющий взгляд на начальника, который с каменным лицом проговорил:

– Вы их скажете сержанту в другой раз, мистер Флетчер. Я зашел в надежде повидать вашу тетушку, но, может быть, вы тоже можете мне помочь. Не могли бы вы одолжить мне на несколько дней фотографию вашего дяди?

– О нет! – воскликнул Невил. – Я хочу сказать, у меня ее нет. Но если бы была, я бы ее не одолжил: я бы отдал ее насовсем.

– Очень любезно с вашей стороны, но…

– Да ничего любезного, – объяснил Невил, – просто я терпеть не могу фотографий.

Вот что я сделаю: я дам вам ту, которая выставлена на столике в гостиной. Знаете, я уже некоторое время не знал, чем бы мне досадить тете.

– У меня нет ни малейшего желания досаждать мисс Флетчер. Нет ли какой другой…

– У вас нет желания, а у меня есть, – ласково перебил его Невил. – Я не скажу ей, что отдал ее вам, и она организует поиски. Конечно, это будет не слишком удобно, но с тех пор как мне удаются хорошие номера, я обнаружил, что они приводят к самопожертвованию, которое чрезвычайно разрушительно для души.

Так, не умолкая ни на миг, он провел их в гостиную, где, как он и говорил, на отдельном столике стоял большой студийный портрет его дяди. Он остановился перед ним и пробормотал:

– Ну, разве не сокровище?

– Я бы не хотел брать фотографию, которой мисс Флетчер, по всей вероятности, дорожит. – Ханнасайд был недоволен. – Должна же у вас где-нибудь найтись другая?

– Да, есть, возле тетиной кровати! Но я вам ее не дам. Это не входит в мои планы. Есть почти неуловимая, но все же ощутимая разница между раздражением и ударом.

– Не понимаю, как вы это говорите, сэр! – не смог сдержаться сержант. – Хорошо же вы относитесь к вашей бедной тете!

Мерцающий взгляд на мгновение задержался на его лице.

– Конечно же, хорошо! Суперинтендант, вам с рамкой или без рамки?

– Пожалуйста, без рамки. – Ханнасайд поглядывал на него с некоторым любопытством. – Кажется, я понимаю. Ваши методы довольно оригинальны, не так ли?

– Я рад, что вы не сказали: эксцентричны, – сказал Невил, вынимая портрет из рамки. – Терпеть не могу, когда меня называют эксцентричным. Посредственности этим словом обозначают чистый рационализм. Теперь я спрячу рамку и подкуплю Симмонса, чтобы он молчал. Моя новая роль богатого наследника дает по крайней мере одно преимущество – возможность осуществлять гнусный подкуп.

– И затем вы сами примете участие в поисках? – спросил сержант, чувства которого колебались между осуждением и восхищением.

– Нет, это бы сильно отдавало лицемерием, – безмятежно проговорил Невил. – Пожалуйста, суперинтендант. Я не приглашаю вас на чашку чая, потому что тетя может вернуться.

Когда они вышли на улицу, сержант сказал:

– Осенило! Знаете, что напоминает мне его дурацкая улыбка, супер?

– Нет, что?

– Эту картину, вокруг которой всегда столько разговоров, никогда не мог понять почему. Этакая особа с лицом как блин, и противной, хитрой усмешечкой.

– Мона Лиза! – Ханнасайд неожиданно расхохотался. – Да, я вас понимаю. Странный молодой человек. Ничего о нем не могу сказать.

– Иногда я думаю, как хорошо бы повесить это убийство на него, – признался сержант, – И все же должен сказать, на мой взгляд, оно для него недостаточно художественное. Этот господин убил бы как-нибудь поизысканней.

– Я бы не удивился, если бы вы оказались правы, – сказал Ханнасайд.

Через несколько минут они влезли в автобус, который привез их к самому полицейскому участку. Констебль Гласс еще не вернулся с задания, и Ханнасайд, убедившись по телефону, что Норта в конторе нет, позвонил в Скотленд-Ярд и спросил, на месте ли инспектор Дживонс. Его соединили с инспектором, который мало что мог доложить. Он обнаружил дом, в котором неизвестный покровитель поселил Энджелу Энджел, ее квартиру тогда снял некто по фамилии Смит. Швейцар уверен, что, если бы встретил джентльмена, непременно узнал бы его, и сказал, что он был худощавый, темноволосый и очень хорошо одетый.

Поглядев на часы, Ханнасайд решил вернуться в Лондон, предоставив сержанту распорядиться информацией, которую может принести Гласс. Он назначил время встречи в управлении и удалился, захватив с собой портрет Флетчера.

Гласс появился только через некоторое время, лицо его изображало сильнейшее негодование. Прежде чем взглянуть на сержанта, он сурово проговорил: