Дарья Донцова - Стилист для снежного человека

– Сам виноват, – сухо ответил он, – надо под ноги смотреть.

– Как подумаю, что я могла оказаться на вашем месте, так холодею, – продолжала Таисия.

– Да? – хмыкнул Владлен.

– Да, – кивнула соседка, – я в тот день, когда с вами несчастье произошло, тоже домой бежала. Кстати, видела вас около телефона-автомата, еще подумала: «И с какой стати он не из дома разговаривает? Ох, мужики! Небось налево от Ани срулить захотел». В общем, понеслась во двор, гляжу, около подъезда дедуля стоит, увидал меня и ласково так говорит:

– Ты, деточка, эту кучку листьев обойди, там собачка нагадила, я сверху и прикрыл, лучше слева в дом войди.

Ну я послушалась, конечно. Дедушка меня от смерти спас, получается. Там дальше-то люк открытый находился. Я его, как и вы, не заметила бы, но по указке старичка с другого бока в подъезд зарулила и жива осталась, а когда вы шли, пенсионер уже ушел прочь.

– Не помните его внешность? – тихо спросил поэт.

Таисия пожала плечами.

– В шляпе, очки на носу, в руках тросточка, очень интеллигентный, милый, на профессора похож. Но он не из нашего дома, может, из третьего? Там ученые живут, кооператив от Академии наук, – зачастила соседка.

Богоявленский встал.

– Уж простите, домой пойду, замерз.

– Конечно, – закивала Таисия, – вам теперь беречься надо.

Владлен поднялся наверх, поколебался и позвонил Николаю Шнееру, своему старому другу, бывшему однокласснику.

– Встретиться надо, – сказал он, – срочно.

– Могу сегодня приехать, – ответил Коля.

– Не дома.

– А где?

– Выбери место, чтобы поболтать без свидетелей, – осторожно сказал Владлен. Он теперь понимал, что его падение в люк не было случайностью, и решил соблюдать крайнюю осторожность, – у меня на квартире лучше не сталкиваться, – добавил он, – ненароком Анька услышит, понимаешь, я опять влюбился.

Коля хохотнул.

– Ну тебя, кореш, ничего не берет, где нашел Василису Прекрасную? В больнице? В реанимации? Умираю, но не сдаюсь?

– Все при встрече.

– Лады, – хихикал Коля, – есть тут местечко, пельменная в парке, стекляшка. Я там иногда ужинаю, когда с Нинкой пособачусь, хотя, может, прямо ко мне зайдешь?

– Нет! Твоя Нинка подслушает и Аньке доложит.

– Верно, – заржал Николай, – да и момент не подходящий, мы с утра опять разводиться решили. Чистый цирк с клоунами, разоралась, развопилась моя женушка. Значит, в пельменной у моего дома.

В стекляшке клубился народ. Шнеер и Богоявленский взяли гнутые пластмассовые подносы, положили на них мятые алюминиевые ложки, поставили белые тарелки со скользкими комьями из теста с жилами и граненые стаканы, наполненные светло-бежевой жидкостью, которая гордо называлась кофе, нашли свободный столик, протерли его одной-единственной торчащей из вазочки салфеткой и приступили к трапезе.

– Ну-ка, постой, – велел Коля.

С этими словами он раскрыл портфель и вытащил из него небольшую, сужающуюся кверху стеклянную бутылочку.

– Во, кетчуп, болгары делают! Вкусная штука, в заказе дали, как раз к пельменям, – возвестил Шнеер.

Друзья полили скользкие катышки темно-красным соусом, и Владлен тихо сказал:

– Слушай, тут такое дело!

Пока Богоявленский излагал цепь событий, Шнеер молча засовывал в рот пельмени.

– Ну, что скажешь? – пихнул его под столом ногой Владлен, – кто меня убить решил? «Детский мир» за рукопись, похоже! Значит, и Ося, и Игорь погибли не своей смертью!

Коля мрачно смотрел в стол.

– Отреагируй хоть как-нибудь! – обозлился Владлен. – Мне не с кем посоветоваться, кроме тебя.

– Знаешь, где я работаю? – неожиданно спросил Коля.

– В НИИ, – удивился Владлен.

– Каком?

Богоявленский пожал плечами.

– Ну, закрытом. Ты же никогда не рассказывал.

– Верно, – кивнул Шнеер, – но тебе не казалось странным, отчего я после филфака отправился в некое учреждение, почтовый ящик?

– Не в школу же идти, – справедливо ответил Владлен, – и потом, насколько помню, твои дед и отец там же служили.

– Мой отец погиб в концлагере, – кивнул Коля, – я родился в 39-м, как и ты. Летом сорок первого, когда началась война, мы отдыхали под Брестом, у родителей мамы. Я, естественно, ничего не помню, вообще, ни как мама меня на себе несла, ни как она от фашистов удрала, вообще ничего. Матери с огромным трудом удалось добраться до Москвы, до свекра и других родственников. Про отца ничего известно не было. Только в тысяча девятьсот шестидесятом маме удалось узнать правду, папа попал в концлагерь и там погиб. Сам понимаешь, человеку с фамилией Шнеер и семитской внешностью было никак не выжить. Но отец никогда не работал там, где служу я, в КГБ.

Владлен уронил бутылку с кетчупом.

– Ну ты даешь, – обозлился Николай, – поосторожней нельзя? Когда еще такое в заказе дадут!

– В КГБ? – залепетал Богоявленский. – Но… ты же интеллигентный человек.

– Нам такие очень нужны, – кивнул Коля, – понимаешь, структура огромная, чем я занимаюсь, не скажу, но среди моих коллег есть и профессора, и… много других очень талантливых людей. Охранять безопасность государства можно по-разному, грубо говоря, либо кулаками, либо мозгом, так вот, я работаю головой.

– Но ты еврей, – бормотал Владлен.

– Ага, – кивнул Коля, – жид пархатый. И что?

– Еврей в КГБ?

Шнеер положил вилку.

– Дурак, – усмехнулся он, – что ты вообще о комитете знаешь? Евреи нам, как и все умные люди, тоже нужны.

– Ну… того… в общем… я пошел домой, – брякнул Владлен.

– Сядь, – гаркнул Коля, – мы сколько лет дружим?

– Так со школы еще!

– Я тебя хоть раз подводил?

– Нет.

– Предавал?

– Нет.

– Тогда в чем дело?

– Э… э…

– В моей работе?

– Ты о ней ничего не рассказывал!

– Права не имею. А сейчас вот сообщил, в надежде на то, что ты умеешь держать язык за зубами. Значит, так, езжай домой и сиди тихо, – велел Коля, – ни с кем более ситуацию не обсуждай!

– Ясно.

– Даже с Аней.

– Понял.

– По издательствам не бегай.

– Ладно.

– Дома не болтай, могут прослушивать.

– Ага, – испуганно кивал Владлен.

– Упаси тебя бог прийти в ЦДЛ, напиться и понести чушь.

– Да, да, да!

– Вот и молодец, – улыбнулся Николай, – как раздобуду информацию, позвоню. Значит, твоя задача сидеть тише воды, ниже травы и вести жизнь черепахи. Поел и спать лег, не бегай за бабами, прикинься больным.

Богоявленский послушался Шнеера и осел в квартире, дальше двора он не выходил и со всеми знакомыми вел разговоры лишь о погоде.

Летом Николай позвал их с Аней к себе на дачу, на шашлык. Гостей приехало много, мяса и выпивки хозяева запасли без счета, и вскоре все упились до свинячьего визга, даже женщины. Трезвую голову сохранили лишь двое: Владлен и Николай.

– Пошли в лес, – предложил Шнеер, – погуляем, пока эти дрыхнут, вон мне фоторужье подарили, испробуем.