Дарья Донцова - Синий мопс счастья

– Значит, так, – решительно заявила я, – сейчас поеду по указанному адресу и попробую разведать, что к чему. Жди звонка. Слава богу, Катя починила машину, и я на колесах.

Офис «Арлекино-2» находился в центре, на Страстном бульваре. Войдя в обшарпанный темный подъезд старинного московского дома, я вновь ощутила ноющую боль в боку, но, решив не обращать на нее внимания, нажала на кнопку звонка.

– Кто там? – донеслось из отверстия, забранного мелкой решеточкой.

– Клиент в «Арлекино», – бодро сообщила я, – сложная семейная проблема.

Потом, вспомнив увиденный в Интернете текст, быстро добавила:

– Маска.

– Надевайте, – донеслось из домофона.

– Что? – не поняла я.

– Маску.

– Где она?

Тут из стены выехал ящик, на дне которого лежала черная шапочка с прорезями для глаз, носа и рта.

Усмехнувшись, я натянула шлем на голову. Вот потеха, этот маскарад рассчитан на полных идиотов. Ну нахлобучите вы маску омоновцев, предстанете перед работниками «Арлекино-2» с закрытым лицом, и что? Все равно же придется рассказывать о своей проблеме, называть адреса, фамилии. Так что этот прием – всего лишь хитрый психологический ход, призванный объяснить клиенту, впервые явившемуся в агентство: тут хранят тайну, вы – инкогнито, личность без лица, имени и фамилии, ник из Всемирной паутины.

– Надели? – спросил голос из домофона.

– Да.

Дверь распахнулась. На пороге стояла… цыганка, та самая, которая попросила перепеленать у нас ребенка. Одета она была сейчас в синие джинсы, голубой пуловер и черные туфельки. Волосы красотки оказались короткострижеными, с ярким мелированием, кожа отнюдь не такой смуглой, но это была та самая гадалка.

На секунду я замерла.

– Здравствуйте, – приветливо улыбнулась негодяйка, – не бойтесь, ваше лицо надежно скрыто под маской, к тому же тут никто не спросит документов, можете назваться любым именем. Входите, входите, все в первый раз стесняются, кое-кто даже убегает прочь, но потом обязательно возвращается, понимая: кроме нас, вам никто не поможет. Цены в «Арлекино» умеренные.

Мои ноги словно прилипли к лестничной площадке, и снова сильно заболел правый бок, потом меня затошнило.

– Не волнуйтесь, – журчала «цыганка».

– У-у-у-у, – донеслось с улицы.

Внезапно ко мне вернулась способность соображать.

– Извините, – дрожащим голосом завела я, – сейчас вернусь. Слышите, сигнализация воет? Наверное, кто-то задумал спереть из моей машины магнитолу. Сбегаю, посмотрю.

«Гадалка» кивнула и закрыла дверь. Я вышла на улицу, завернула за угол дома, села в свои «Жигули» и только тогда сдернула с головы шлем. Сердце колотилось так, словно я пробежала марафон. Спокойно, Лампа, спокойно. Посиди, подумай… Господи: да не о чем размышлять! Сейчас снова натягиваю шапку и несусь в «Арлекино-2». Лица моего не видно, назовусь Таней Ивановой, навру, что хочу избавиться от законной жены своего любовника, и посмотрю, как станут развиваться события!

Я резко повернулась, чтобы открыть дверь. Дикая, невероятная боль растеклась в животе. По спине потек липкий пот, в горле колом встала тошнота, меня начало знобить, потом стало жарко, снова холодно… Дрожащими пальцами я вытащила мобильный, сил хватило лишь на то, чтобы нажать и удержать кнопку с цифрой «3». Господи, спасибо тому, кто придумал быстрый набор.

– Алло, – тихо сказал Костин.

– Скорей, помоги!

– Не сейчас, у меня совещание.

– Умираю.

– Лампа, не идиотничай, – прошипел Вовка.

– Ужасно больно, – прошептала я, – завещание в сумочке, я не успела попасть к нотариусу.

– Что случилось?

– Прощай, Вовка.

– Ты где?

– На Страстном бульваре, – еле выдавила я из себя и попыталась лечь на сиденье.

Но удобно устроиться не удалось, мешал руль. Я положила на него голову, боль из резкой стала тупой, более того, она начала затихать, но мне парадоксальным образом сделалось еще хуже.

Вдруг я почувствовала приток холодного воздуха.

– Лампудель, – рявкнул Вовка, – что с тобой?

Я повернула голову.

– Завещание в сумке.

– Молчи, сейчас «Скорую» вызову.

– Послушай…

Вовка влез в «Жигули».

– Потом расскажешь.

Но ко мне уже вернулись силы. Борясь с тошнотой, я начала:

– Не перебивай. Это страшно важно. Я умираю. На заднем сиденье сумка. В ней снимки моей головы. Неоперабельная опухоль…

Вовка, став синим, впился в меня взглядом. На секунду в моей душе воцарилось ликование. Ага, вот оно как! Ругал постоянно Лампу, смеялся над ней! Теперь-то он понимает, кого потерял, да поздно, придется Костину плакать на моей могиле, приговаривая: «Прости, Лампудель, идиота!»

– Что за дурь ты несешь? – обмер майор. – Совсем офигела?

– Там же завещание, не успела побывать у нотариуса, но, думаю, вы не передеретесь.

– Прекрати, – взвизгнул Володя, – быстро говори, что слопала! Вон какая вся желтая! Небось отравилась шаурмой!

– Меня не отравили, – лихорадочно продолжала я, – слушай, я распутала дело почти до конца.

Майор налился краснотой, словно перезревший помидор.

– Какое дело?

– Не перебивай, – бормотала я, – ой, тошнит!

– Быстро говори! – рявкнул Володя.

Боясь, что сейчас грохнусь без чувств, я быстро рассказывала Костину все.

Правильно говорят, что человек не способен умереть, если на земле у него остались неоконченные дела. Я не потеряла сознание ни в своей машине, ни когда меня перетаскивали в «Скорую», ни по дороге в клинику. Держала Костина за широкую, теплую ладонь и говорила, говорила… На пороге кончины следует быть откровенной, Вовке предстоит без меня завершать дело. Теперь ему придется ограждать домашних от беды и узнавать, кто и почему затеял этот спектакль. Вернее, кто , я знала. Над нами издевались сотрудники «Арлекино-2». Но вот с какой стати они решили извести семью Романовых? Боюсь, ответа на сей вопрос мне не узнать никогда, потому что, рассказав Вовке все, я закрыла глаза и умерла. Впрочем, уже отбывая в Аид [13], я успела промолвить:

– Ни в коем случае не хороните меня в голубом платье, я в нем плохо выгляжу, излишне бледная.

Мои открывшиеся глаза наткнулись на белый потолок. Я попробовала пошевелиться, но потерпела неудачу.

– Как самочувствие? – донеслось из ниоткуда.

Шуршащий сухой язык даже не пошевелился, из моего горла вырвалось мычание.

– Еще не отошла, – сказал другой, до боли знакомый голос.

– Страшно-то как, – подхватил невидимый мужчина. – Эй, Лампудель, скажи что-нибудь.

Я моргнула и удивилась, теперь вместо потолка надо мною нависает лицо Костина. Вовка весь в белом, за спиной топорщится нечто, господи… Внезапно язык оторвался от неба.

– Володя! – неожиданно громко вырвалось у меня. – Как ты мог!