Дарья Донцова - Гадюка в сиропе

Юра махнул рукой:

– И не спрашивай. Я ведь не москвич, отслужил в армии и явился столицу покорять. В МГУ на филфак не попал, на журфак даже и соваться не стал, без шансов, туда только блатных брали. По дури в Институт международных отношений двинул, МГИМО. Думал, корреспондентом в Париже или Лондоне стану после окончания. Вот идиот. Естественно, на сочинении огреб двойку, тут мне добрый человек и посоветовал документы в пед подать. Мальчик, да еще после армии – самый их кадр. Я и попал на отделение дошкольного воспитания – в группе четырнадцать девочек и Юрочка. Классное время. Кавалеры наперечет, нас девицы на руках носили. Жил я в общежитии, так можешь представить, четырехразовое питание имел. Студенточки одна другой лучше готовили. Ну а потом в газете работал, малотиражной, «Московский метрополитен» называлась, потом книги пошли…

– Ты же писал вместе с Андреем Мальковым?

– Да.

– Трудно работать в паре?

– Нет, – улыбнулся он, – я сидел дома и стерег рукопись, а Мальков бегал по издательствам и пристраивал новый роман.

Я вытаращила глаза:

– Да ну?

Юра мягко взглянул на меня:

– Лампа, ты удивительно доверчива, даже обманывать не хочется.

Я посмотрела в его красивое породистое лицо. А он, наверное, добрый мужик и ловелас. Небось дамы падают вокруг охапками. Интересно, почему Грызлов не женат? Уж наверняка не из-за отсутствия внимания со стороны женского пола.

– Послушай, Ева, – неожиданно начал Юра.

– Как ты меня назвал?

– Ева. Прости, пожалуйста, но Лампа так по-дурацки звучит, и потом, я все время боюсь назвать тебя торшером или бра… из Евлампии великолепно получается Ева. Неужели никто до меня не додумался?

Я покачала головой:

– Нет, как только не звали – Лампуша, Лампец, Лампадель, Лампидудель, а один молодой человек долго величал Электролампой Андреевной. Ева! Надо же!

– Нравится? – тихо спросил Юра и взял меня за руку.

Его ладонь оказалась большой, уютной, теплой. Такие руки были когда-то у моего отца. Неожиданно в моей душе поселились спокойствие и какая-то уверенность – все будет хорошо.

– Какие пальцы красивые, – шепотом продолжал Грызлов, – длинные, аристократические, ногти, как миндалины. Терпеть не могу дам с маленькими, обломанными ногтями. А у тебя просто идеальная форма, хоть и не делаешь маникюр.

– Да, – согласилась я, чувствуя, как к щекам приливает кровь, – руки у меня замечательные, жаль только, что ноги подгуляли, стою как на лыжах, ношу тридцать девятый летом, а зимние сапоги вообще сорокового размера.

Юра расхохотался. Я вырвала свою руку, вечно со мной так. Начинаю смущаться и несу чушь, даже обидно. И вообще, дама в моем возрасте должна спокойно выслушивать комплименты. Я же, как подросток, моментально начинаю краснеть и глупо хихикать, просто отвратительно. Вот и Юра начал потешаться, а ведь я ему явно нравлюсь, между прочим, я тоже нахожу его не противным, скорей даже приятным.

– А ведь у меня к тебе дело. – Он стал неожиданно серьезным.

– Какое? Если предложишь написать в соавторстве роман, то зря, я совершенно лишена фантазии.

– Между прочим, душа моя, ты угадала, – спокойно произнес он, вытаскивая сигареты, – именно роман, и именно вместе.

– Ну и чушь!

– Вовсе нет. Слушай внимательно. Последние вещи Малькова распродавались, честно говоря, плохо. Теперь Андрей умер. В издательстве считали, что читатели все-таки клюнут на раскрученное имя, и выпустили еще две книги под старым псевдонимом. Но, увы, никакого коммерческого успеха. И я решил: хватит, пора избавляться от Андрея Малькова. Умер и умер, похоронили да забыли. Буду теперь писать под другим псевдонимом, другие вещи. Меньше крови, изживу порнуху, введу динамичный сюжет, напряженное действие. Чтобы на каждых десяти страницах что-нибудь происходило…

– Как у Кондрата Разумова, – влезла я.

Юра поднял глаза:

– Именно, Кондрат великолепно писал. Кстати, ты не знаешь, остались ли после его смерти готовые работы?

– Лена говорила о двенадцати романах, но в компьютере с пометкой «новый» нашлось только восемь.

– Можешь показать?

– Зачем?

– Потом объясню.

– Конечно, пошли.

Мы отправились в кабинет, и Юра, тихонько напевая, принялся изучать содержимое файлов. Прошло примерно полчаса. Наконец гость щелкнул мышкой и, глядя на потухший экран, сообщил:

– Лена не обманывала. Рукописей и впрямь двенадцать, только четыре недописаны, ну да не беда, доделаем.

– Зачем?

Юра похлопал рукой по компьютеру:

– Вот здесь, Евочка, лежит наше с тобой состояние.

– Не понимаю…

– Об этих вещах никто не знает?

– Наверное, лишь Лена.

– Да забудь про Ленку, – вскипел Юра, – с ней все кончено. Убила мужа и получит по заслугам, лет десять, может, пятнадцать, если судья уж очень обозлится. А тут – сокровище.

– Все равно не понимаю!

– Евочка, – проникновенно зашелестел Грызлов, – у меня в мире книгоиздателей отличная слава. Если я принесу новый роман, в другом, чем раньше, ключе, то его выпустят обязательно.

– Ну и неси, а при чем здесь эти рукописи?

Он тяжело вздохнул:

– Ева, душенька, когда Лена, законная наследница неопубликованных детективов Разумова, выйдет на свободу, имя Кондрата будет прочно забыто читателями. Ни один издатель не захочет связываться с ней.

– Почему?

– Бесперспективно. Писатель умер, читатель его похоронил, новая поросль поднимается. Так что денег ей не заработать, а мы выпустим все и, конечно, оставим Ленке часть гонорара. Будет у нее копеечка, если на зоне не удавят.

– Ты хочешь сказать…

– Умница, сообразила. Издадим книги под моим новым псевдонимом, допустим Григорий Юров. Неплохо звучит, а? Восемь готовых вещей, а четыре я поправлю, допишу… Отличная идея!

Я удрученно молчала. Грызлов истолковал мое молчание по-своему и быстро добавил:

– Естественно, деньги поделим на три части – тебе, мне и Лене. Нам побольше, ей чуть поменьше.

– А Лиза и Ваня? – спросила я тихо. – Дети тоже наследники.

– Разделим Ленину долю на троих, – охотно согласился он.

Я молчала, не зная, как реагировать.

– Ева, душа моя, – тихо сказал Юра, – наверное, преждевременно произносить подобные слова, но с нашей первой встречи я пребываю в уверенности, что нашел в твоем лице невероятную женщину – умную, интеллигентную, красивую…

– Мэрилин Монро и Софья Ковалевская в одном флаконе, – фыркнула я, чувствуя, что опять начинаю краснеть.

– Если хочешь так, то да, – неожиданно серьезно ответил он, – ты женщина моей мечты.

– Но… – выдавила я из себя.

Он поднял руки:

– Евочка, только не подумай, что я собираюсь делать неприличные предложения! Упаси бог! Слишком много раз ошибался, заводя с дамами близкие отношения. Поверь, я очень не хочу тебя терять. Можно, начну ухаживать по всем правилам? Букеты, конфеты, концерты? Как ты относишься к тому, чтобы встретиться сегодня в семь вечера у колонн Большого театра? Или тебя больше привлекает вестибюль станции метро «Маяковская»?