Дарья Донцова - Гадюка в сиропе

Я не могла ошибиться. Лицо писателя мало изменилось за пролетевшие годы, ну стало чуть полней, да шапка волос поредела. Но то, что это Кондрат, сомнений не было никаких.

Еле передвигая неожиданно ставшие тяжелыми ноги, я добрела до ближайшего кафе и плюхнулась на стул. Возникшая официантка, мерно двигая челюстями, равнодушно поинтересовалась:

– Что будем кушать?

– Кофе, – пробормотала я, пытаясь привести в порядок бунтующие мысли, – и пирожное, желательно, без крема.

Девица, перекатывая языком «Орбит», лениво отправилась к стойке, потом вернулась, неся крохотную чашечку и тарелочку с малоаппетитной на вид лепешкой.

– Сто рублей, – сообщила она, грохнув на стол заказанное.

При другом раскладе событий я бы пришла в полное негодование. Чашка растворимого кофе размером с поилку для канарейки не может стоить столько же, сколько полная банка «Нескафе». А уж пирожное! Его небось выпиливали из фанеры! Но сегодня недосуг ругаться, да и кофе я не хочу, просто надо посидеть в тишине.

Вот оно, как повернулось! Оказывается, Андрюшка сын Кондрата! В голове моментально все стало на место. События сложились в стройную цепочку, и я сразу поняла, что к чему.

Значит, так. Андрюшина мать родила сына от Константина, так на самом деле зовут писателя.

Кондрат Разумов – это псевдоним. Я ведь знала об этом и могла бы вспомнить, когда увидела паспорт нашего бандита. Кондрат пару раз приходил в гости к бывшей любовнице, может, и деньги давал для мальчика. Хотя, что с него было взять по тем временам. Удачливый прозаик, успешный литератор, автор известных детективов, богатый человек – все это в будущем. В 1977 году он просто учитель русского языка и литературы с нищенским окладом.

Детство Андрюши было очень тяжелым – постоянно пьющая мать, и никаких родственников, которые могли бы помочь ребенку, ни бабушек, ни тетушек… Вероятно, Люда сказала мальчишке, кто его отец, хотя, очевидно, Кондрат не признал ребенка, фамилия-то у Андрея – Казин. Правда, отчество – Константинович.

Потом Кондрат резко пошел в гору, появились рецензии в газетах, интервью на телевидении. Представляю, какие чувства обуревали парня. Потом, став взрослым, он и задумывает преступление. Покупает квартиру, заводит хорошие отношения с отцом, прикидываясь почти приятелем, вкладывает в руки Вани пистолет. Все очень логично. Он, конечно, знал о дурацкой забаве Кондрата и Вани. Играя, они поднимали такой шум, что пару раз приходили соседи снизу, у которых раскачивалась люстра, и Кондрат откупался от них своими новыми детективами. Но почему Андрей решил убить отца? Да понятно, хотел отомстить за свое тяжелое, голодное и нищее детство. И ведь придумал просто изуверский план. А кажется таким простым, даже примитивным парнем!

Это что же получается? Лиза – родная сестра Андрея?

Господи, а вдруг он замыслил убить Лизу, а я так спокойно отпускаю с ним девочку! Нет, это уж слишком, да и зачем бы Андрею убирать сестру? Да наследство! Небось Кондрата станут переиздавать, значит, детям положены деньги, причем хорошие… Но он ведь официально не признан сыном.

– Еще кофе? – спросила официантка.

Я встала, сердито громыхнув стулом. Ну уж нет, хватит наливаться бурдой по ценам амброзии, а подумать спокойно можно и в метро по дороге домой.

Но чтобы полностью осмыслить ситуацию, пришлось покататься по Кольцевой линии вместе с парочкой бомжей, смотревших на меня очень внимательно. Наконец я разработала стратегию.

Завтра с утра я опять позвоню в больницу к Славе Самоненко и попытаюсь узнать, когда же разрешат посещения. Убийцу я нашла, да только улик никаких. Все на уровне домыслов и размышлений, а их к делу не пришьешь! Следовательно, надо наскрести хоть что-нибудь материальное, свидетельствующее о том, что Андрей безжалостный и хладнокровный организатор убийства Кондрата. Главное, держать себя в руках и делать вид, будто ни о чем не догадываюсь. Как ни в чем не бывало поить его кофе с пирожными, поправлять корявую речь… Вот только Лизу с ним теперь отпускать не стану.

Дома были все те же – Маша Гаврюшина и Лиза. А на столе издавал аромат кекс жуткого вида, кривой на один бок.

– Вот, – гордо заявила Гаврюшина, занося над ним огромный нож, – испекли коврижку, праздничную!

– А какой у нас праздник? – поинтересовалась я, осторожно откусывая кусочек.

Бедный, бедный мой желудок! Он уже сегодня получил от хозяйки кусок фанеры! Но неожиданно отвратительное на первый взгляд детское творение оказалось вкусным.

– Ну, Лампа, – обиженно протянула Лиза, – всем праздникам праздник! Четверть закончилась, каникулы начались!

– Ой! – всплеснула я руками. – Забыла!

– Ничего, – успокоила Маша, – у меня папа зимой дневник подписывал и говорит: «Ну вот, доченька, как время бежит, ты уже в пятом классе».

Лиза засмеялась:

– А как он отреагировал, когда узнал, что ты уже в восьмом?

Маша вздохнула:

– Я ему не сказала, пусть и дальше так думает, а то рассердится, старый уже, вот и забывает.

– Сколько лет папе? – поинтересовалась я.

– Тридцать пять, – спокойно ответила Гаврюшина и набила рот кексом.

– Ну-ка, – потребовала я, – тащите дневники!

Лиза моментально шлепнула на стол свой. Во всех графах радовали глаз сплошные пятерки. У Маши дневник выглядел по-иному. Математика «три», русский «три», география «три», словом, кругом одни «удовлетворительно», и только по пению красовалась жирная пятерка.

– Гаврюшина, – строго сказала я, – в этой ситуации ты еще и поешь?! Используй каникулы, чтобы набраться знаний. Прекращай печь пироги и кексы и немедленно принимайся за русский. А тебе, Лиза, должно быть стыдно. Лучшая подруга еле-еле на трояках едет. Между прочим, мы в свое время брали отстающих на буксир!

– Мне русский и алгебра по фигу, – заявила Маша. – Вообще после девятого класса я из школы уйду!

– Куда?

– В цирковое училище, – спокойно пояснила она, наливая чай. – Тетя Лампа, да вы ешьте коврижку!

– Кто же тебя туда возьмет? Надо талантом обладать и определенной физической подготовкой.

– Гавря, покажи, – велела Лиза.

Маша оставила с сожалением чашку и пробормотала:

– Наелась зря.

– Ничего, – ответила Лиза, – ты немножко…

– Ладно, – согласилась Гаврюшина и в мгновение ока вылезла из джинсов, оставшись в драных колготках.

– Давай, Гавря! – приказала Лиза.

Маша расставила ноги и начала прогибаться назад. Я смотрела на нее во все глаза. Руки девочка держала перед собой, тело ее, словно резиновое, клонилось вниз, наконец голова коснулась пола. Гаврюшина просунула ее между ступнями и улыбнулась. Потом уперлась руками в линолеум и выгнулась самым невероятным образом.