Хелена Секула - Туз пятой масти

– А что, больше некому оказать тебе услугу?

– Я подумал, что по старой дружбе ты не откажешь мне в такой мелочи. – Он закурил. – Хорошо, перейдем ко второму вопросу…

– И второй есть? – Мне казалось, я вот-вот упаду в обморок.

– Есть, – кивнул Мишура. – Мне нужна комната, примерно на год. У тебя большой дом, при наличии доброй воли ты могла бы пожертвовать одной комнатой без особого ущерба для собственной семьи.

– Тебе что, жить негде? – Я готова была снять ему любую квартиру, пожертвовать своими сбережениями и зарплатой, лишь бы он не жил под моей крышей.

– Речь не обо мне, а об одном знакомом… Молодой художник, ему нужен угол на время. Максимум через год у него будет кооперативная квартира.

– Почему он должен жить именно у меня? – Я понимала, что мне не отбиться, знала, какой аргумент он держит за пазухой на случай моего отказа.

– Это непрактичный и не очень состоятельный человек. Ему не по карману снимать квартиру в Варшаве. Я полагаю, что по старой дружбе, – он выделил голосом эти слова, – ты сделаешь это для меня, причем по божеской цене.

С каких же пор этот старый альфонс превратился в опекуна бедных художников? И какому художнику понадобился такой меценат?

– Ты забыл, что я живу не одна, что члены моей семьи тоже имеют право решать, принять ли им незнакомого человека под наш общий кров. Как я объясню это мужу?

– Думаю, ты сможешь его убедить, если захочешь. Бескорыстная помощь молодому способному человеку – разве не прекрасный аргумент? Все знают, что люди его профессии небогаты.

– Это твой подельник?

– Представь себе, нет. Просто я считаю его очень способным парнем. Мне кажется, в твоем изысканном доме он не будет выглядеть вульгарно.

– Это все, чего ты от меня хочешь?

– Все.

– А если я откажусь?

Я была почти уверена в том, что сейчас произойдет, и не ошиблась. Он был все тем же жестоким, беспринципным мошенником, каким я знала его двадцать лет назад. Сменил лишь поле деятельности. Неужели он действительно не торговал больше девушками?

Мишура повысил голос:

– Слушай, Жемчужина, мне будет очень неприятно, но придется рассказать твоему мужу, какой шлюхой ты была в ранней молодости. И конечно, дочери.

Этот человек никогда не бросал слов на ветер и наверняка, не колеблясь, осуществит свою угрозу. Я не решилась на блеф, не попыталась уверить, что муж обо всем знает. В любом случае остается Дорота. В то, что дочь в курсе моего прошлого, он, конечно же, не поверит.

– Не кричи! – Я тоже повысила голос, бессильная ненависть вернула мне самообладание.

– Прошу прощения, я напрасно сорвался. – Его бешенство исчезло в мгновение ока: он понял, что выиграл.

– Это шантаж…

– Зачем такой драматический тон?

– Тише!

Я услышала, как в прихожей насвистывает Доротка. Еще миг – и она уже в библиотеке. Мне ничего не оставалось, как представить их друг другу. Когда Мишура подал Доротке руку, мне хотелось крикнуть: не смей ее касаться! Не смей касаться моего ребенка! Но я промолчала.

– Это шантаж, – повторила я, когда Дорота вышла.

– Да, шантаж, – Мишура понизил голос до шепота. – Ты выполнишь мою просьбу, не такую уж и большую, ничего компрометирующего или угрожающего твоему статусу, и все будут довольны.

– Дай мне время подумать.

– Завтра жду тебя в «Омаре», – так называлась его забегаловка, – скажем, в два часа… Предупреждаю: никаких необдуманных шагов, потому что сама себя погубишь. Я подстраховался от всех неприятностей, запомни!

Наконец он ушел. Чувствуя смертельную усталость, я поплелась к себе и рухнула на кровать.

Мысль о самоубийстве пришла внезапно. Я вдруг подумала, что надо бы принять успокоительное, и тут меня озарило, что в аптечке есть нетронутая упаковка таких таблеток.

Я нашла стеклянный флакончик, отвернула пробку. На выбор было два термоса – с чаем и кофе. Эти термосы придумала Анеля и ставила каждому в комнате – чтобы под рукой всегда было что попить, говаривала она.

Высыпав все таблетки в чашку, я залила их дымящимся кофе, принялась размешивать. Таблетки растворялись, кофе постепенно мутнел.

Внутри я была пустая, как выдолбленная, и пустоту эту заполнял только один горький вопрос – и это все? Будто чья-то чужая рука мешала в чашке цикуту, а кто-то третий подсчитывал, сколько таблеток надо принять на килограмм веса и сомневался, хватит ли.

– Убегу в смерть! – услышала я свой голос. Слова прозвучали сентиментально, мне стало противно. Неужели я ломаю комедию перед самой собой? Нет. Честное слово, нет. Несколько минут мне на самом деле хотелось умереть, но когда я услышала собственный голос, кризис миновал.

Содержимое чашки я вылила в унитаз, ступая на цыпочках, как вор, чтобы Анеля не услышала моих шагов. Так же тихонько прокралась в библиотеку и выпила две большие рюмки коньяка, одну за другой.

Это я-то должна умереть, а такая сволочь будет безнаказанно топтать землю? Нет! Ведь однажды я уже вырвалась из лап этого гада. Конечно, тогда я была моложе и мне нечего было терять, не то что теперь. Но я давно уже не беззащитная Жемчужина и не позволю себя уничтожить. А уж если суждено погибнуть, то, Богом клянусь, он сдохнет раньше!

Что кроется под этими внешне невинными услугами, на которые он меня вынуждает, угрожая шантажом? Какой интерес Мишуре, чтобы в моем доме торчала его подсадная утка? Я ни секунды не верила в искренность этого сутенера в отставке.

Надо найти ответ на этот вопрос, и тогда, возможно, удастся схватить Мишуру за горло.

Назавтра я отправилась в «Омар». По правде сказать, я не верила в существование этой забегаловки, пока сама ее не увидела.

«Омар» существовал: два чистеньких, уютных зальчика. В дальнем помещении за служебным столиком меня ждал Банащак. Барменша, недурная собой женщина лет под сорок, называла его Владеком.

– Я согласна, – без обиняков заявила я, – у меня ведь нет выбора.

– Не драматизируй. На самом деле тебе ничего не грозит. Я не тупица, кое-чему в жизни научился и не требую от людей того, что превосходит их возможности.

– Тогда прими во внимание, что я не могу сдавать комнату (он досадливо взмахнул рукой), не перебивай! Зато я могу помочь знакомому или кузену знакомого, мы потом это оговорим. Но в такой ситуации – единственной, на которую я могу согласиться! – человек, живущий у меня в доме как друг, должен быть принят в приличном обществе. Я требую соблюдения внешних приличий, иначе для моих домашних и друзей эта ситуация будет неестественной. Поэтому… как бы тебе это поделикатнее сказать…

– Не волнуйся, этот парень хорошо воспитан, можешь без страха представить его своей семье и даже самым аристократическим знакомым. Ты об этом беспокоилась?