Хелена Секула - Туз пятой масти

Я сидела, как кролик, потому что никак не могла сообразить, к чему она клонит. Похожая на юродивую, она говорила с маниакальной страстностью, чем совершенно заворожила меня.

– Когда-нибудь и вы это испытаете… этот ежедневный бой с сединой в волосах, с морщинами, увядающим телом. Хотя заранее известно, что бой проигран и катастрофа неумолимо приближается. Человек с ужасом встает навстречу новому дню, и этот день, приносящий старость и одиночество, приходит. Старость Богу не удалась… Вы можете искренне ответить мне на один вопрос?

– На любой! – выпалила я, готовая сделать абсолютно все, лишь бы как-то помочь.

– Вы очень любите… Омеровича?

Это прозвучало не как вопрос. В ее голосе звучала непоколебимая уверенность, что в этого красавца без памяти влюбится кто угодно. Наконец я все поняла. Передо мной сидела женщина, безоглядно влюбленная в этого трутня. Ею владела непреодолимая, несдержанная страсть. Теперь она вовсе не казалась смешной. Мне стало жаль ее – трудно найти более негожий объект воздыханий, чем Казимеж Омерович. Конечно, вслух я ничего не сказала, поскольку слова мои все равно ничего не изменили бы.

– Я его ни капельки не люблю! – воскликнула я.

Она смотрела на меня подозрительно.

– Не лгите, пожалуйста! У вас такое милое личико!

– Клянусь! Он мне совсем не нужен. Ну как мне вас убедить!

– Больше не встречайтесь с ним… – В ее голосе слышались и мольба, и угроза.

– Даю вам слово.

– Он живет у вас… Туда приходят женщины?

– Нет. У него никто не бывает, даже мужчины.

– Понимаете, он, собственно, не виноват, это женщины не дают ему проходу, а меня это страшно терзает, я схожу с ума… Он такой легкомысленный, совсем еще мальчик. Поверьте, мне очень непросто с ним живется, ни одна женщина не пожелала бы жить с ним каждый день. Это очень трудный человек. Мы вместе уже довольно давно, и я хорошо изучила его натуру. Эгоцентрик, ипохондрик, капризный, как все художники. Он абсолютно не приспособлен к жизни, ему нужна разумная, самостоятельная и уравновешенная женщина…

Самостоятельности ей не занимать, возможно, и разума тоже, но вот по части уравновешенности… Клубок обнаженных, истерзанных нервов.

– …он требует постоянной заботы и внимания, – продолжала она.

«Должно быть, этого гада рановато отняли от сиськи!» – мелькнуло у меня в голове, но я поспешила прикусить язык.

– Уверяю вас, у меня нет никаких планов насчет пана Омеровича, у меня замечательный парень, я его очень люблю… – Я принялась упоенно врать и через пару минут обзавелась летчиком-испытателем, умопомрачительным красавцем семи пядей во лбу.

Странные существа люди! Непременно подавай им стопроцентное вранье. Пани Клим не устроили мои абсолютно правдивые заверения, они показались ей слишком бесцветными. Зато выдуманный летчик подействовал на ее душу, как бальзам, и она мгновенно успокоилась.

И разболталась. Молола какую-то ерунду, вывалила на меня всякие бабские интимности. Я даже растерялась, но ее нисколько не смущало, что исповедуется зеленой девице раза в два ее моложе, которая с успехом могла сгодиться ей в дочери. Должно быть, бедолага истосковалась по дружескому участию. Однако по ходу дела она выложила и кое-что любопытное.

Халина Клим, инженер по профессии, работает в Спиртовой Монополии, что в Езерной. Занимает должность начальника отдела технического контроля. Я постеснялась спросить, что это такое, но, наверное, что-то жутко важное, если сумела устроить халтуру Омеровичу.

Нет, Казик не на ставке, работает по договору, подчеркнула Халина. В какой-то момент у нее вырвалось, что она помогает Омеровичу и финансово. Меня это ничуть не удивило. Я подозревала, что мой «жених» способен и не на такое. Альфонс, только и всего.

Узнала я и то, что Банащак работает на том же заводе, он кладовщик, а живет с владелицей ресторана «Омар», Бисей, то есть Бригадой Костшицей.

Расстались мы как добрые приятельницы. На прощание новая знакомая сказала:

– Казимеж никогда не простил бы мне, узнай он о нашем разговоре… Он почувствовал бы себя осмеянным, а мужчины такого не прощают. Вы ведь меня не выдадите? – Она смотрела на меня собачьими глазами, а голос звучал так, словно речь шла о жизни и смерти.

Пани Клим явно боялась потерять Омеровича. Я поклялась, что не выдам.

– Если только смогу быть полезна… прошу, вот номер моего телефона… Я как раз получила новую квартиру.

Естественно, я свое слово сдержала, потому что мне это было только на руку.

Доротка – сердце на ладошке, Доротка – правдоруб, похоже, бесследно исчезла. И временами мне было жалко, что нет больше этой наивной и доверчивой девочки. Новая Дорота Заславская, занявшая ее место, была способна на самые невероятные и предосудительные поступки. После исповеди Халины Клим я старательно избегала Омеровича. Меня так и корежило от физического отвращения к этому хлыщу. Даже подать ему руку – и то было противно.

Впрочем, если он мечтал застать меня в одиночестве, сделать это было не так-то просто. Как всегда, в нашем доме вертелось разномастное братство.

В комнате отца поселился наш старый знакомец – индиец Рави, студент из Германии. Мы дразнили его Магараджей. Он приехал в Варшаву на несколько дней и, хотя знакомых у него здесь было вагон и маленькая тележка, предпочел поселиться у нас. Рави снюхался с Михалом Винярским: подружились они еще летом и не раз где-то пропадали ночами.

– Рави – мастер спорта по девчонкам, – как-то признался Михал.

С Магараджей мы общались по-английски, но этот хитрец в ошеломляющем темпе учил польский и уже бойко строил целые фразы.

Каждый вечер у нас собиралась целая толпа. Анеля поставила производство бутербродов на конвейер. Бутерброды! Кусищи хлеба толщиной в палец с ветчиной, сыром или рыбой.

– Что ни день, эта саранча одного хлеба по три батона сметает…

– Ничего удивительного, если бы ты потоньше резала, меньше бы выходило, – дразнила я Анелю и упрекала в скупости.

– Да коли бы я тут иначе хозяевала, на три дня бы не хватило, что пани мне на месяц на хозяйство дает!

Анеля не давала уговорить себя резать хлеб потоньше и не позволяла мне шарить в холодильнике. Сунув мне в руки поднос с фуражом для пришлого люда, она выгоняла меня из кухни.

– Нешто им дома есть не дают? – изумлялась она. – Все жрали бы да жрали, все голодные да голодные!

Но часто и сама заявлялась с блюдом, полным снеди:

– Перекусите, что ли!

Когда ко мне приходили друзья, Омеровича в нашу компанию я не зазывала. Он был чужим среди нас, да и девчонок вводить в искушение не хотелось. Они-то ничего о нем не знали, не дай бог, кто-нибудь втрескался бы в этого ананаса!