Иоанна Хмелевская - Вся пани Иоанна. Том 2

Почти полчаса я провела, любуясь на тамошнего кота, разъевшегося до того, что чуть не лопался от сытости. Самый счастливый из всех котов мира, он грелся на солнышке, будучи не в состоянии пошевелиться, лишь приоткрывая время от времени янтарные глаза, а его роскошная рыжая шерсть блистала в солнечных лучах. Не знаю, что бы я делала без этого кота, отрады для души и зрения, ибо все остальное во мне бушевало от бешенства из-за бесцельно потраченного времени. Кипя от ярости, так ничего и не узнав, вернулась домой.

Вытряхнув песок из одежды, я не смогла вытрясти его из волос, поэтому для успокоения решила вымыть голову. Косметические и парикмахерские процедуры всегда действовали на меня благотворно и не мешали думать, наоборот, весьма способствовали процессу мышления. Под успокаивающее урчание ручного фена я принялась всесторонне обдумывать дело Гавела, пока отодвинув на дальний план аферу с Болеком как излишне нервотрепную.

Итак, у меня появился подозреваемый. Один-единственный, на него ясно и недвусмысленно указывали показания всех опрошенных мною свидетелей. Глупость какая-то! Изо всех сил он старается привлечь к себе внимание: суетится, мечется, отчаянно жестикулирует, без передышки болтает, поднимает шум, а потом убивает Гавела. Полный кретин или человек, уверенный в своей безнаказанности? Возможна и такая версия: после обеда с Гавелом садится на самолет и улетает, например, в Аргентину, где его ждет потайное теплое гнездышко.

Колодзей мог соврать, мог сам прикончить Гавела, но трудно предположить, что он находится в сговоре со швейцаром, кельнером и барменшей, вряд ли владелица «Пеликана» набирала сотрудников из сплошных преступников, тем более что делала это ещё зимой. Не могла она знать ещё тогда, что в разгар сезона к ней в пансионат приедет Гавел и его придется убрать.

Нет, слишком примитивно все это выглядит, наверняка в деле имеется второе дно, и я обязана до него докопаться. Только как?

В любом случае следовало разыскать этого единственного подозреваемого, пусть даже он и в самом деле смылся в Аргентину. Значит, следует продолжать розыскную деятельность, возможно, даже поселиться в «Пеликане», порасспрашивать людей, не исключено, кто-нибудь и видел подозреваемого, заметил, как тот садился в какую-нибудь машину, мог и номер запомнить, не все машины краденые, вдруг повезет? Я сделала ошибку, не порасспросив об этом.

Или вот еще, отпечатки пальцев! Наверняка подозреваемый их где-то на чем-то оставил, следовательно, надо отыскать. Если, например, впрыснул Гавелу яд или только поцарапал его, мог это сделать с помощью миниатюрного шприца. Зажал в кулаке и… Чушь, даже если это и так, выбросить его в укромном месте, раздавить, в порошок стереть, — никакой детектив в жизни не найдет, не то что я, разве только какой специально выдрессированный полицейский пес, и то не всякий. Думай, думай, на чем ещё преступник мог оставить отпечатки? Сидели за столом, посуда, приборы… И то и другое давно вымыли. Стул? На стуле могли сохраниться отпечатки его пальцев, да мне какая от них польза? Даже если и найдем подозрительного типа, не станет отпираться, — да, сидел на этом стуле, все видели, ну и что?

Да нет, нельзя так рассуждать, одернула я себя. Известно ведь, для идентификации человека отпечатки его пальцев просто необходимы, а уж там будем решать, для чего они. На каждом из ресторанных столиков стоит вазочка с цветами, пепельница. Эх, надо было спросить Колодзея, хватался ли тот припадочный за вазочку или пепельницу, может, передвигал по столу? Или вот зажимы для салфеток, уж к ним любой прикоснется, если пользуется салфетками. Их не меняют, стряхнут скатерть, а вазочки, пепельницы, салфеточные кольца поставят опять на место. Правда, на них обязательно окажутся пальчики уборщицы, не страшно, под ними могут сохраниться и другие отпечатки.

Тут звякнуло оконное стекло. Обернувшись, я увидела, что в комнату лезет Болек. Легко перепрыгнул через подоконник и подошел к столу. Я выключила фен и, оторвавшись от Гавела, переключилась на Болека.

— Я уж решил, если застукают, выдать себя за воришку, — мрачно произнес Болек. — Вижу — в комнате никого нет, а вы в ванной. Ведь пани могла быть в ванной?

— Результаты налицо, — подтвердила я, указывая на свежевымытую голову. — Ох, если я из-за тебя не спячу, считай, просто чудо. Ну, рассказывай.

Болек повалился на стул. Похоже, его не особенно взволновало мое душевное состояние.

— Я, пожалуй, сяду, — сообщил он, что было явно излишним. — Устал зверски. Вы знаете, есть такие детские машинки, электронные, на полупроводниках, ими управляют на расстоянии?

— Знаю, есть такие игрушки, и не только машинки, а всякие там зайчики, медвежатки, слоники. Зачем они тебе?

— Зайчики мне ни к чему, а вот игрушечную лодочку ещё несколько недель назад мне велели немного переделать, чтобы стала подводной. Ведь вы знаете, я по электронике спец, можно сказать, собаку съел. И увеличить.

— Чтобы поместился один человек?

— Нет, один медведь. Бамбуковый медведь, панда.

— Болек, дорогой, может, чайку выпьешь? — как можно спокойнее спросила я. — Или ещё чего? У меня и пиво есть. Просто стакан водички? Тебе необходимо успокоиться, несешь Бог весть что и руки дрожат.

Болек открыл бутылку пива, отхлебнул, но не успокоился.

— Да нет, я в своем уме. Игрушечный медвежонок, размером с пятилетнего ребенка. В моей лодочке поместится. И сдается мне, это будет фаршированный медвежонок. Сидит он, значит, в лодочке и плывет по морским волнам. Теперь уже не так следят за теми, кто приближается к границам территориальных вод, можно плыть совершенно открыто хоть до самой границы, а потом пустить подводную лодочку и управлять ею на расстоянии пяти километров. А там, в пяти километрах, в своих территориальных водах плавает себе шведская яхточка, вылавливает мою лодочку с медведем — и большой привет. Никаких прямых контактов, люди выловили из моря, что там плавало, каждый имеет право, никаких подозрений, а яхточек этих там прорва…

До меня начинало постепенно доходить.

— Погоди, выходит, там, в порту, тебе доставили…

—..лодочку, правильно.

— Это одноразовое предприятие.

— Медведь одноразовый, а вот что поплывет в следующий раз — не знаю. Может, и зайчик…

— Господи, смилуйся над нами, — только и могла произнести я.

И сразу в моем воображении узрела вдруг Выдру, нежно прижимающую к груди медвежонка панду. А рядом с ней Северина Вежховицкого, шефа преступной группы.

— Погоди! — не своим голосом заорала я, хотя Болек и не собирался никуда уходить. — Погоди! Это что же, такой урожайный год на медвежат панд?

Болек не понял.

— В магазинах игрушек или в живой природе? — осторожно поинтересовался он.