Елена Логунова - Принцесса без башни [litres]

Ночью было жарко, и мы оставили дверь комнаты открытой, а под утро погода переменилась, подул холодный ветер, и я замерзла.

Надо было встать и взять в шкафу одеяло, но просыпаться не хотелось, поэтому я в полудреме приняла полумеры: не открывая глаз, кое-как сложила вдвое плед, которым укрылась с вечера, и вытянулась в струнку, чтобы уместиться под получившимся длиным узким прямоугольником.

Уместиться-то я уместилась, но не согрелась и, вместо того, чтобы встать уже за одеялом, продолжила действовать в странной логике сна: сложила плед еще вдвое и свернулась под ним калачиком.

На какое-то время это помогло, я снова уснула, но потом опять стала подмерзать и… Вот именно: свернула свою попонку еще раз вдвое! И, не ограничившись этим, стала жалобно поскуливать и ползать по кровати в поисках источника тепла, который – я это точно помнила! – у меня тут был, лежал буквально под боком…

Я же не знала, что заменяющий мне большую грелку майор Кулебякин тихо встал и ушел по своим служебным делам, даже успел съесть ранний завтрак, который на скорую руку приготовил ему и Барклаю папуля.

Папуля-то с Барклаем и услышали мой тоскливый скулеж.

– У-у-у? – сочувственно поинтересовался пес, прискакав к моей постели первым.

– Дюшенька, что это ты делаешь? – после короткой паузы человеческим голосом спросил, полагаю, то же самое папа.

Я открыла глаза, увидела близко-близко черный кожаный нос и вовремя увернулась от красного мокрого языка:

– Фу! Барклай, фу!

– Деточка, ты в этой клетчатой тряпочке похожа на черепашку! – уяснив, что со мной по большому счету (если не вдаваться в дебри психиатрии) все в порядке, умилился папуля. – И так смешно ползаешь…

Я осознала, что стою на четвереньках, а на спине у меня попоной лежит сложенный вчетверо плед.

– Это какое-то новое упражнение для осанки? – не унимался мой заботливый родитель. – Помню, в детстве ты ходила с толстой книгой на голове…

– Это модная йоговская тема, поза называется «собака мордой вниз», – авторитетно объяснила мамуля, возникая на заднем плане нашей жанровой картины маслом. В дверном проеме она смотрелась как в персональной раме: кисейное платье пронизано розовым утренним светом, в руках букет чертополоха.

– Зачем же упражняться в комнате? Выходи, я постелю тебе коврик на травке, сегодня прекрасное свежее утро, – любезно предложил папуля.

– Там, наверное, роса, – отговорилась я и нервно дернулась, сбрасывая со спины матерчатый сверток. – И вообще я уже почти закончила.

– Тогда через пятнадцать минут приходи завтракать, – уже деловито сказал он и удалился.

На завтрак мне были поданы горячие вафли с медом и деревенскими сливками.

– Специально для тебя, Дюша, – сказал папуля, наливая мне кофе. – Бельгийские вафли напоминают черепаший панцирь. – Он подмигнул мне и удалился на зов мамули, которая трагическим шепотом – чтобы не разбудить внука – выкликала мужа из своей комнаты, требуя помочь ей найти какой-то ремень.

– Зачем ей ремень? – задумалась я, укусив изумительно вкусную вафлю.

Нас с братом отродясь не пороли, это было не в традициях нашей семьи.

– У меня другой вопрос: почему это вафли только для тебя? – обиженно поинтересовалась, плюхаясь на соседний стул, Алка.

– Не для меня. – Я придвинула к ней тарелку. – Правильнее сказать – в мою честь. Это я в роли сонной черепашки навела папулю на мысль приготовить вафли, которые похожи на панцирь.

– Роль сонной черепашки? – заинтересовалась Трошкина.

Рот она моментально набила вафлями, поэтому посемафорила мне бровями – мол, рассказывай, что у вас за ролевые игры!

Я поведала подружке, как сомнамбулически ползала по кровати с попонкой на спине, и Алка захихикала:

– Представляю, как это выглядело! Жаль, что ты в этот момент была одна – в паре с Денисом смотрелась бы и вовсе потешно!

Я тоже представила себе эту сцену: как я и Денис, жалобно повизгивая, ползаем друг за другом, будто принакрытые попонками новорожденные слепые слонятки… Хотя слоны вроде зрячими рождаются…

И тут меня как молнией ударило! Словно ньютоновым яблоком – зеленым, зимним, сорта Симиренко – по темечку садануло!

Я аж подпрыгнула, едва не перевернув стол – тарелки заплясали и кружка с кофе опрокинулась.

– Что? Что случилось? Тебя оса укусила? – испугалась Трошкина.

На прошлой неделе Зяму как раз во время завтрака цапнула оса, которой он опрометчиво отказался уступить свой бутерброд с мармеладом. Ох, крику было! От Зямы, разумеется. Оса-то молча рухнула кверху лапками – должно быть, ее убило акустическим ударом. А может, папа добавил в мармелад что-то такое – совершенно отпадное для ос. С него станется, он же кулинар-изобретатель.

– Не оса. – Я встала и сбегала за тряпкой, чтобы истребить кофейную лужу. – Слоны!

– Слоны? – Трошкина огляделась. – Какие слоны?

– Розовые.

– Розовые слоны? – Алка нашла взглядом папулю – он как раз вышел из комнаты, – подозрительно нахмурилась. – Борис Акимович, что вы добавили в вафли? Инке мерещатся розовые слоны!

– О, это классика галлюцинаций, – одобрила, возникая вслед за мужем, мамуля.

Своим появлением прояснила вопрос с ремнем: он охватывал ее талию. Мамуля облачилась в песочного цвета брючный костюм в стиле сафари, заплела косу, перетянулась ремнем и выглядела как Лара Крофт, расхитительница гробниц, двадцать лет спустя.

Я не придумала повода для такой экипировки, поэтому прямо спросила:

– Мам, ты куда собралась?

– За металлоискателем, – ответила родительница и браво вздернула на одно плечо щегольский кожаный рюкзачок. – Боря договорился, нам его дадут на два дня, я сейчас съезжу заберу.

Уже совсем в образе, она браво козырнула, развернулась на месте и зашагала к калитке пружинистой походкой морпеха.

– Осторожнее на поворотах! – строго крикнул ей вслед папуля.

Он не одобряет мамулину водительскую манеру. Ее только фанаты этапа «Формулы-1» в Монако одобряют, я думаю. Серпантины мамуля проходит на головокружительной скорости.

– А как же я? – огорчилась Алка.

– Покормишь Акимку – отдашь его деду, вернусь – пойдем испытывать металлоискатель! – оглянувшись на ходу, успокоила ее мамуля и исчезла за воротами.

– Ну, еще час-полтора Ким поспит, – пробормотала Трошкина, взглянув на наручные часики.

Сто лет она их не носила, пользовалась, как все, вместо часов мобильником. Но с появлением малыша раскопала в закромах старые бабушкины часики и под Зямино восторженное аханье – «Винтаж, винтаж!» – чуть ли не имплантировала их себе, навсегда поместив на запястье.

Часики-то и впрямь отличные: мало того что золотые, так еще и противоударные, и водонепроницаемые. Алка их даже на время купания в море не снимает.