Наталья Александрова - Рагу из любимого дядюшки

Никогда в жизни воздух не казался мне таким прекрасным, таким благоуханным! Я дышала и не могла надышаться.

И тут в моей памяти всплыла совсем недавняя сцена, когда я точно так же не могла надышаться после того, как чудом спаслась от удавки в том самом злополучном поселке Листвянка…

Вместе с этой мыслью ко мне вернулась способность соображать. Я повернула голову, пытаясь понять, куда исчез убийца и почему он не доводит до конца начатое дело, не пытается меня убить. Сейчас это было бы очень легко, я совершенно обессилела и не смогла бы оказать ему серьезного сопротивления.

Боковым зрением я заметила убегающего по коридору человека в белом халате, и в ту же секунду он скрылся за поворотом. Тут же я поняла, что его спугнуло: с другой стороны ко мне приближалась группа врачей, возглавляемая высоким дородным мужчиной лет пятидесяти. Судя по его важному, начальственному виду, это было какое-то местное медицинское светило — главный врач, или профессор, или заведующий отделением, в окружении своей свиты производивший обход подведомственной территории. Ослепительно белый, накрахмаленный до жестяного скрипа халат, надменное лицо с густыми темными бровями, белая шапочка, надетая так, словно это корона, — все вместе производило царственное, монументальное впечатление.

— Чтобы к завтрашнему дню все было сделано! — говорил профессор кому-то из своих спутников, и тот, кивая, быстро записывал распоряжения в блокнот, стараясь не сбиться с шага и не отстать от шефа.

Поравнявшись со мной, светило удивленно застыло на месте, густые брови поползли вверх.

— Это что? — спросил профессор у своих подчиненных, указывая на меня. — Почему у нас больные на полу?

Только сейчас я сообразила, что лежу на холодном и грязном линолеуме, куда упала во время борьбы с убийцей, и представляю собой чрезвычайно жалкое и неприличное зрелище.

— Я не больная, — отозвалась я, ухватившись за стенку и неловко поднимаясь на ноги.

— Тем более! — Голос светила набрал гневную мощь. — Почему у нас посторонние на полу?

— Разберемся! — раболепно отозвался от лица свиты человек с блокнотом, делая там очередную пометку. — Немедленно во всем разберемся и доложим, Георгий Вахтангович!

Я не стала дожидаться, пока со мной «разберутся и доложат», и торопливо зашагала по коридору, оглядываясь по сторонам. Впрочем, здесь почти все ходили в одинаковых белых халатах, и я не узнала бы своего неудачливого убийцу, даже если бы столкнулась с ним лицом к лицу.

Внизу, в вестибюле, оказалось полно народу, так что можно было не опасаться внезапного нападения. Я стояла, наблюдая за лестницей, чтобы не упустить Ленку, и думала. Последнее неудавшееся покушение, если можно так выразиться, очень благотворно повлияло на мои мыслительные способности. Такое впечатление, что голову продуло хорошим сквознячком. Потому что все события, случившиеся со мной, обрели смысл и выстроились в стройную систему. Кто-то хочет меня убить. В первый раз это случилось на даче, где чуть не взорвался газовый котел. Я-то думала, что убить хотели Ленку, но она тут абсолютно ни при чем, просто так все совпало. Охотились, несомненно, за мной, потому что Ленка никому не мешала, за муженьком своим не следила, о деньгах в сумке понятия не имела. Убивать ее не за что… А меня за что? Вот это вопрос! Я-то, конечно, тоже никому ничего плохого не сделала, но по всему получается, что кому-то сильно мешаю.

Я мысленно перебрала все случаи покушений: газовый котел на даче, потом возле дома, когда мы столкнулись с Ленкой и мне показалось, что на той стороне улицы на чердаке сидит снайпер. Вполне вероятно, что так и было, только убить хотели меня. Но я плюхнулась на асфальт и Ленку за собой потащила.

И когда я выслеживала Никиту, тот тип в Листвянке не случайно напал на меня. И если бы случайно не подвернулся Олег, то меня бы уже на свете не было. Потом льдина, свалившаяся на голову, и вот сегодня в больнице. Тут уж я сама не сплоховала либо прабабка Софья помогла…

Что же мне делать? Как выяснить, что нужно от меня тому типу? Из-за чего меня хотят убить? Олег… Олег, несомненно, может мне помочь. У него связи где-то там в спецслужбах, он взял мой телефон и сказал, что не хочет меня так просто отпустить, а самое главное — он присутствовал при покушении и знает, что я ничего не придумываю.

Но тут же перед моими глазами предстала картина: умирающая старуха шепчет с усилием: «Никому ничего не говори! Люди злы и завистливы… Сама проживешь…»

Возможно, она не права, но, прежде чем посвящать малознакомого человека в свои проблемы, неплохо бы самой в них разобраться.

Итак, с чего все началось? Пожалуй, с того дня, когда умерла прабабка Софья Алексеевна. Она оставила мне кота и завещание. Ну с котом все ясно, а вот с завещанием… Как там сказано — полдома и все остальное имущество… Как будто у нее было еще какое-то имущество… И это странное письмо, которое показал мне старичок-нотариус…

Тогда, в больнице, прабабка не успела рассказать что-то очень важное. И как знать, если бы она сообщила мне это важное, может, моя жизнь была бы совсем другой?

— Сонька, Сонька! — Это Ленка теребила меня за рукав. — Снова ты стоишь как в столбняке и никого вокруг не замечаешь!

По дороге к ее дому мы с ней обе молчали. Она едва боролась со слабостью, потому что от свежего воздуха кружилась голова, а я была занята своими мыслями.

Сдав подругу с рук на руки ее маме и оставив их выяснять отношения, я вышла на улицу и подумала, что старик-нотариус, скорее всего, прав: если я хочу разобраться с завещанием, нужно снова ехать в Парголово.

С одной стороны, я воспринимала все эти непонятные намеки в бабушкином письме с недоверием, но с другой стороны — нотариус упорно утверждал, что Софья Алексеевна была в здравом уме и твердой памяти. Кроме того, что меня мучило самое обыкновенное любопытство, нужно же в конце концов выяснить, о чем умолчала старушка и кто желает моей смерти. Иначе я так и буду шарахаться от каждой тени, и если и спасусь от убийцы, то закончу свои дни в психушке.

Маршрутка по моей просьбе остановилась недалеко от парголовской больницы, той самой, где умерла моя прабабка. Санитарка тетя Дуня никуда не делась и обрадовалась мне, как родной. Она даже расцеловала меня и прослезилась.

— Вспомнила все-таки нас, навестила! А у меня как раз смена заканчивается, пойдем ко мне, мать тебе тоже обрадуется. Софьины поминальные сорок дней скоро, как раз обсудить кое-что нужно, ты ведь за этим приехала?

— Извините, тетя Дуня, — я невольно отступила на шаг перед ее напором, — я вообще-то по другому делу. Вы не знаете такую Аксинью Прохоровну?

— Аксинью Прохоровну? — Санитарка глубоко задумалась. — Нет, такую не знаю. А это кто же будет?