Евгения Чуприна - Орхидеи еще не зацвели

— Можно, — сказал Генри уже безо всякого энтузиазма. — Заезжай за мной в «Савой».

— С какой такой совой?

— С ушастой. Это ваш чертов отель так называется. И спросишь Хью Бетмена.

— Ушастый чертов отель? Опять кто-то экспериментировал с бетоном?

— Не бетон, Берти, а Бетмен.

— Бетмен? С какой стати?

— Как говорила моя американская тетушка: во-первых, это красиво… А во-вторых, это я — Бетмен, Берти, просто запомни: «Я — Бетмен».

— Ага. Ясно. Я… ты — Бетмен. С совой.

— Да. «Савой». Тогда, значит, до встречи, человек-соус.

— До встречи, пасынок Монтесумы.

— А если найдешь свой ботинок, то…

— Да ну его к псам, этот ботинок. Что я, жмот какой-то. Пропал себе, ну и пропал. Я другой куплю. Даже два. — И Генри повесил трубку.

Закончив беседу с обезобувенным (обезботиненным? обезкопыченным?) отпрыском Баскервилей, я повернулся к Мортимеру, который уже какое-то время притягивал мои взоры, безуспешно пытаясь уговорить Снуппи не грызть слишком много ковра. «Зачем ты тратишь драгоценные часы жизни на эту ворсистую дрянь? — вразумлял он четвероногого друга. — Ведь еще предстоит обед, а потом ужин, и там-то наверняка будет что-нибудь повкусней. Котлеты. Отбивные. Официантки. Максимум мяса и минимум ворса. Какой же смысл, — убеждал он собаку, — портить себе аппетит, а заодно имущество дяди Берти? Не лучше ли на сей раз проявить умеренность?» Но у меня создалось ощущение, что, хоть это занятие, в смысле отделение ковра от спаниеля, требует максимальной концентрации внимания, он все же не был полностью поглощен им. Потому что его ухо было слишком наклонено в мою сторону, ей-богу, уж как-то слишком.

А тут как раз возник Шимс с подносом, уставленным чайником. Он тоже прядал ухом, и у него на мочке грозил появиться… этот, как его, в форме замочной скважины… стигмат, кажется. Да, стигмат. Конечно, он вносил чай, он — это не стигмат, а Шимс, а знаю я эти внесения чая. В незапамятные времена хитрые китайцы специально изобрели этот напиток, чтобы слуга мог подслушать, о чем говорят господа, не рискуя быть застигнутым под дверью в вопросительной позе, то есть, вы поняли, в позе, сразу же олицетворяющей и имитирующей знак вопроса. Но мы, Вустоны, тактичны. Это у нас в нашей голубой крови. Не могу сказать, что мои предки были в таких уж теплых отношениях с Вильгельмом Завоевателем, что бы там ни говорили о нем и Эмили Вустон. Катберт Вустон выигрывал у него в шахматы, а Герберт — в крокет, и конечно, это было причиной некоторой холодности между Вустонами и прославленным монархом. Но, тем не менее, род у нас тот еще. Так что ноблесс оближет (А вовсе не «нос оближет», как захочет исправить корректор). Это такое латинское выражение, в таком смысле, что хоть сноб надменен, но истинный аристократ деликатен. И поэтому я сделал вид, что не заметил всеобщей ушной мобилизации.

— Так мы, кажется, говорили об уликах против собаки в деле о смерти сэра Чарльза, — непринужденно подхватил я нить угасшей было беседы.. — Что у нас есть на нее?

— Во-первых, — вставил Шимс, — тот факт-с, что сэр Чарльз испугался, о чем свидетельствовал осмотр тела-с.

— Бросьте, это ж не она ему в штаны… хм-хм, ну вы поняли. Ну, испугался старик. Мало ли, чего он мог испугаться. У меня есть знакомая в Челси, которая любит подкрадываться к своим приятелям и гавкать им в ухо. Может, это была она? Он стоял себе возле калитки, насвистывал бойкий мотивчик, курил, думал, где бы разжиться еще миллиончиком на сигареты, а то ж они все дорожают, и тут вдруг со стороны болот подкрадывается эдакая особа и «гав!» ему в ухо. Он: «Аааа!» — и окочурился.

— Видите ли, полиция возле тела не обнаружила никаких следов, кроме следов самого сэра Чарльза и Берримора, обнаружившего тело… — завел Мортимер.

— Исключено, — снова вклинился я, — в этом сезоне убийца-дворецкий совершенно не кастрируется… ой, то есть не котируется. И не собачируется. Кто угодно, но не дворецкий. Я голосую за то, что Берримор не виновен, а преступник свои следы вытер или угнал цеппелин и действовал, из него свесившись. Может быть, этот Баскервиль сам себя убил, но раздвоившись.

— Интересная версия-с, — похвалил Шимс.

— Да что ж вы меня все перебиваете! — рассерженно прошипел Мортимер. — Полиция их не нашла. Она просто их не заметила, а я заметил.

— Продолжай, бледнолицый! — воскликнул я. — Складно звонишь.

— На небольшом расстоянии от сэра Чарльза виднелись совершенно четкие…

— Следы?

— Следы.

— Мужские или женские?

Доктор Мортимер как-то странно посмотрел на нас — меня и спину уходящего из гостиной Шимса, и ответил почти шепотом:

— Это были отпечатки лап огромной собаки!

При этих словах я ощутил себя так, будто вдохнул с воздухом бодрый скаутский отряд сороконожек, многим из которых за шиворот упало по еще сороконожке, и они все разом задергались, заизвивались и зашаркали ногами. А тут еще раздался звонок в дверь, и впущенные Шимсом, в гостиную с радостным чириканьем впорхнули мои кузены Алекс и Юстас. При этом Юстас нежно, как мать, прижимал к своей пламенной груди ботинок — черный, слегка поношенный. И меня тут же затерзали смутные сомнения….

— Привет, Берти, старина, как здорово, что мы тебя застали, — начал Алекс, рухнув в мое насиженное кресло. Ботинок он водрузил на настенную полочку и какое-то время им любовался, будто своим последним произведением. Только что не кудахтал, а то творцы обычно кудахтают.

— Потому что могли и не застать, — сообщил Юстас, щедро наливая виски в два стакана. — У тебя найдутся два маленьких сэндвича?

— Слышал хохму? На Падингтонском вокзале, в буфете, продаются сэндвичи «Пикантные». Я спросил тамошнюю девушку, чем они отличаются от нормальных. И знаешь, что она мне ответила? «Пикантные» — с огурцом.

— С огурцом! Ха-ха! — поддержал Юстас. — Огурец — это пикантно, — философски заметил он.

— Бедняжка из провинции, — предположил Алекс.

— Да нет, она из Челси, — выдвинул альтернативную версию Юстас. — У них там сплошные бананы.

— Бананы в Африке.

— В Челси тоже.

— Тогда не пикантные сэндвичи у нее были бы с бананом.

— А они с чем были?

— Практически без ничего.

— Да? А вот это пикантно! Ахаха-ха-ха!

— Ахаха-ха-ха!

И щебеча таким образом, юноши расположились в моей гостиной, видимо, надолго. Я все ждал, когда свое веское слово скажет доктор Мортимер — предложит ощупать их череп (Алекс и Юстас близнецы, так что череп у них считай один). Но Морти, видимо, решил, что антропология здесь бессильна, а нужен специалист по бетону. То есть в симфонию беседы свой голос не вплел и отвернулся с мучительным выражением. Похоже, что у него разболелась нога. По крайней мере, он поглаживал ее, как разворчавшуюся старую собаку, под взглядом Снуппи, довольно-таки ревнивым. Каждому хочется быть чьей-то болью.