Феликс Бабочкин - В некотором царстве… Сборник рассказов

В кишках заныло уже на Кремлевской набережной. Вот тебе и свидание с романтическим продолжением,– пригорюнился Миша, теперь ощущая себя Львом Троцким, плывущим в революционную Россию на корабле из Америки. Боковым зрением в чертах лица Саши он уже угадывал что-то от Софьи Перовской. Или от Фанни Каплан. Надеюсь, у этой мадам под пальто нет парабеллума? Попал…

А события у Госдумы приняли такой стремительный оборот, что Миша даже не успел особо испугаться. Напротив входа в парламент, где уже тасовались какие-то подозрительные неопрятные личности, ему сунули в руки плакат: "Долой фашистский режим!" Как только Аксенов его развернул, сразу огреб по спине, а потом и по голове резиновой дубинкой. И глазом Миша не моргнул, а уже оказался в автозаке, забитом омоновцами.

-Приличный, вроде, с виду человек, а туда же,– сказал ему верзила в каске, погрозил кулаком. Мише почему-то показалось, что омоновец собирается его ударить, отпрянул в сторону и портфель, висевший у него на ремне через плечо, заехал бойцу по физиономии.

-Нападение на офицера полиции,– констатировал тот спокойно, схватил Аксенова за шиворот, встряхнул, больно ударил в живот.

Внутри что-то оборвалось, в глазах потемнело. Миша осознал, что все это далеко не шутки.

В отделении, куда доставили участников несанкционированной акции, на Мишу составлял протокол полный, красный лицом и руками подполковник Сенокосов. Он писал медленно, все время бубнил что-то себе под нос. Звезды на погонах отражались в его бледных, словно вымоченных в молоке глазах. Офицер почесал голову сквозь жидкие, рыжие волосы, вздохнул:

-Все бы ничего, гражданин Аксенов, но вы подняли руку на полицейского.

-Да не трогал я его, это случайно вышло, портфелем слегка задел. Свидетели подтвердят.

-Подтвердят ли? вот в чем вопрос. Это на площадях, вы, экстремисты, смелые, а в застенках… то есть, в полиции готовы мать родную оболгать, лишь бы выбраться поскорее.

-Я не экстремист.

-Верю, верю,– опять почесался Сенокосов.– Может, так оно и было, случайно. Однако портфель, вот незадача.

-Причем здесь портфель?

-Он то, возможно, и ни при чем, а вот то что в нем… В вашем саквояже обнаружена запрещенная экстремистская литература.

-Да вы в своем уме?!– подскочил со скамейки Миша.– Какая еще запрещенная?

-Йозеф Пауль Геббельс. Книга " Михаэль. Германская судьба в дневниковых листках" признана экстремистской и запрещена к распространению на территории России. А вы принесли ее на акцию протеста. С какой целью, какую запрещенную литературу вы еще распространяете, где храните, источники поставок? Впрочем, ваше право не отвечать. В любом случае вам грозит реальный срок.

-Как же так, – обомлел Миша и вспомнил, что Саша, еще там у бара, пыталась что-то сказать ему по поводу Геббельса, но помешал телефонный звонок.– За что? Я купил книгу в обычном магазине. У метро, неделю назад.

-Да? А ее уже месяц как запретили по запросу Генпрокуратуры. Странно. Адрес магазина? Хотя, все равно продавцы, в несознанку уйдут. А вам бы я очень советовал чистосердечно во всем признаться. Как вы попали на мероприятие?

Сказать, не сказать? Где вообще эта… Софья Перовская, черт бы ее побрал. Жил себе спокойно, никого не трогал, а тут на тебе – Владимирка без шлагбаумов светит.

Окружающий мир превратился для Миши в выжатый прокисший апельсин. Стали подступать слезы. Ну почему у меня всегда так? Только соберусь взять от жизни что-нибудь хорошее, так сразу по носу получаю. За что? А за то, сразу же мысленно ответил сам себе Аксенов, что всегда плевал на других. Зачем жену бросил да еще с двумя детьми?– Она сама ушла.– Как же, сама. Сами люди с мостов не сигают, кто-то их к этому подталкивает.– Да пошел ты! -То-то.

-У меня рыбки в аквариуме, мне нельзя в тюрьму. И цветы на балконе, кто поливать будет?

Полицейский повертел в руках Мишин паспорт, устало бросил на стол.

-Сами вы рыбка да еще какая.

-Это не я, это все она!

-Кто?– начал грызть карандаш дознаватель.

Нет, предательство один самых страшных грехов. Мне еще его не хватало для полной коллекции. К тому же, может, Саша оценит мою стойкость. Потом. – Потом? Это когда? Тебе лет-то сколько? Ждать счастья уже нет времени. – Тем более, нельзя совершать роковых поступков. Но рыбки…

-Не важно,– засопел Миша, стиснув зубы. – Шел мимо, смотрю акция, дай думаю, присоединюсь.

-А если бы там педерасты мракобесили, тоже бы присоединились, вам без разницы? Кем и где работаете?

Ну, этого еще не хватало. Сейчас уже не те времена, чтобы на работу о правонарушениях сообщать. И, тем не менее, Миша назвал свою организацию и должность.

Отложив карандаш в сторону, Сенокосов принялся жевать авторучку.

-И чего вам в жизни не хватает? Пошли на злостное нарушение закона. Ладно, читать мораль в мои обязанности не входит. Через пару часов отправим в суд, там решат, следует ли вас оставить под стражей.

Подполковник надолго замолчал, потом пристально посмотрел в глаза Миши:

-А что, поливать цветы действительно некому?

Аксенов в ответ только тяжело и горько вздохнул.

Опять в кабинете повисла тишина. За стенами ОВД завыла автомобильная сигнализация.

– И что же интересного написал рехсминистр пропаганды Третьего рейха, что вы с его произведением не расстаетесь?

-Не помню,– поморщился как от зубной боли Миша,– меня сейчас волнуют мысли совершенно иного характера.

-Мысль пробивается там, где находит своего вернейшего приверженца,– загадочно произнес дознаватель.– Так, кажется, написал Геббельс в "Михаэле"?

Аксенов удивленно вскинул брови. Подполковник улыбнулся:

-Вот вы протестуете, пытаетесь изменить мир к лучшему, но не понимаете, что сделать это раньше определенного срока не получится. Всему свое время, тем более в России. Она еще не созрела, она еще покрыта подростковыми политическими прыщами. К тому же балансирует на тонком канате. Чуть подтолкнешь и – полет в бездну быстрее скорости свободного падения. А подталкивают-то кто? Те, кому не удалось в свое время нахапать. Голодные и злые. Их желудки готовы переваривать гвозди. Собственность-воровство, пока она не принадлежит мне: Маркс. Это, насколько вы поняли, тоже цитата из запрещенной книги Геббельса.

-Разве это несправедливо?– вскинулся Миша.

-Нельзя в нашей стране идти против власти, какой бы она ни была. Воцарится хаос еще больший, нежели был. История это доказала.

-Вы хотите сказать, что если бы победили декабристы или кто-то в свое время грохнул Сталина, людям было бы хуже?

-Убежден. Как говорится, по грехам нашим. Терпи, раз заслужил и неси свой крест.

-А вот дудки!– подскочил, словно на пружинах Аксенов.– Каждая власть от бога, подставь другую щеку свою, раз уже получил по одной, все это поповские песни. В том-то и проблема нашей страны, что мы всегда терпим до предела, а потом наступает взрыв, бунт кровавый и беспощадный. Да, от невежества, дикости, политической прыщавости, но как же перестать таковыми быть, сидя под корягой и тупо созерцая что творят власть предержащие?