Анна Семендяк - Закулисная драма

– Да славится Макбет, король грядущий!

Вновь настала очередь Уильяма, но говорил он гораздо тише, голос сильно дрожал,, Джонни с первого ряда с трудом разбирал его реплики:

– Макбет, ты вздрогнул? Неужель боишься

Их сладких слов? – Сознайтесь, правды ради,

Вы призраки или существа живые?

От вас мой друг услышал в знак привета

Свой титул, обещанье чести новой

И предсказанье царственных надежд… – Юноша запнулся, но быстро вспомнив слова, продолжил немного увереннее:

– Взволнован он. Но что ж со мной вы немы?

Коль вы способны, сев времен провидя,

Сказать, чьи семена взойдут, чьи – нет,

Судьбу и мне откройте – мне, кому

Ваш гнев не страшен, ваших благ не нужно.

По очереди заговорили все три девушки:

– Славься!

– Славься!

– Славься!

Первой опять заговорила блондинка. Вновь бросив взгляд на Джеймса, на который тот никак не отреагировал, она повернулась вполоборота, обращаясь одновременно к Уильяму и к залу:

– Ты ниже, чем Макбет, но выше.

Шатенка подхватила:

– Несчастней ты, зато счастливей.

Рыжая указала пальцем на Уильяма:

– Ты не король, но королей родишь.

Да славятся равно Макбет и Банко!

Блондинка повторила за ней:

– Да славятся Банко и Макбет!

Джеймс подошел к трем девушкам почти вплотную, но они по очереди стали медленно отходить от него назад:

– Вещуньи, вы еще не все сказали.

Я – Гламис, раз отец мой Синел умер,

Но я не Кавдор, ибо тан Кавдорский

Живет и благоденствует. А стать

Шотландским королем мне вряд ли легче,

Чем Кавдором. Откуда почерпнули

Вы мысли столь нелепые? К чему

Приветом вещим в выжженной степи

Вы нас остановили? Отвечайте.

При последних его словах девушки разом исчезли за кулисами.

Снова заговорил Уильям:

– То – пузыри, которые рождает

Земля, как и вода. Но где ж они?

Джеймс отвечал:

– Развеял воздух, словно ветер вздохи,

Их плотские обличия. А жаль.

Уильям открыл было рот для следующей реплики, но тут же испуганно взглянул на Джеймса, а затем бросил полный ужаса взгляд на режиссёра. Он снова забыл текст. Несколько секунд он лихорадочно пытался вспомнить, затем неуверенно начал:

– Неужто ль мы и вправду видели…

– Да вправду ль мы с тобой их повидали?! – громкий голос Луиса Ортега разнесся по всему залу. – Господи, Уильям, что с тобой сегодня такое?! Неужели ты не можешь хоть раз отыграть всю сцену целиком, ни разу не забыв слова. Это же настоящий кошмар! А ведь завтра премьера!

Луис Ортега был в ярости. Для Джонни такое поведение режиссера стало поистине неожиданным. Видимо, его нервы тоже были на пределе. Режиссер быстрыми шагами поднимался на сцену, на ходу продолжая ругать парня:

– И как я мог согласиться отдать тебе эту роль?! Банко, один из ключевых персонажей, на эту роль у меня было по крайней мере три кандидатуры, но нет, ты клялся и божился сыграть на высшем уровне, выложится на все сто. Как ты там говорил: "Обещаю, я не подведу, можете на меня положиться!". Вначале так и было, а что теперь?! Сплошная халтура! Никакого чувства, никакой экспрессии! Я не увидел, как впрочем и не услышал, совершенно ничего!

В гневе Луис Ортега производил весьма устрашающее впечатление. Даже Джонни показалось, что от режиссера исходит столько негативной энергии, что хватит для подзарядки небольшой электростанции. Бедный парень совсем стушевался. Опасаясь встречаться взглядом с режиссером, он смотрел в пол. Луис Ортега же решил, видимо, совсем добить Уильяма:

– Ты бездарный актер. Да Джеймс рядом с тобой выглядит и вовсе звездой мирового уровня! А ведь он даже не учился в Академии!

Джеймсу не слишком понравилось, что его приводят в пример, потому он попытался немного сгладить обстановку:

– Мистер Ортега, давайте прогоним сцену еще разок? Я уверен, на этот раз все пройдет на ура.

Он подошел к Уильяму и положил руку на плечо:

– Уилл, не переживай ты так, – он ободряюще ему улыбнулся. – Подумаешь, все мы иногда забываем текст, это нормально, волноваться перед премьерой. Давай попробуем еще…

Но Уильям не дал ему договорить. Резким движением сбросив с плеча руку Джеймса, он сделал то, чего никто не мог ожидать – с размаху ударил парня в лицо. Удивительно, сколько силы Уильям вложил в этот удар – Джеймс упал, как подкошенный. Окружающие застыли – в зале стояла гробовая тишина. Уильям тяжело дышал, но, видимо, одного удара ему показалось мало, и он ринулся прямиком на лежащего Джеймса. Но Джонни среагировал быстрее: в мгновение ока он уже был на сцене и стоял между двумя актерами.

– Спокойно, – проговорил Джонни, обращаясь к Уильяму, – давай не будем ухудшать и без того плохую ситуацию.

Но, к удивлению, не только Джонни, но и всех присутствующих, Уилла утихомирил не Джонни, а внезапное появление рядом с ним рыжей девушки-эльфа. Она стремительно подбежала к юноше и заговорила своим пронзительным голоском:

– Уилл, прошу тебя, возьми себя в руки. Что на тебя нашло?

В её присутствии Уильям сразу же задышал ровно, кулаки разжались будто сами собой. Он виновато поглядел на девушку:

– Прости меня, Роуз. Я был не в себе.

Он направился к Джонни, сидящему на корточках около Джеймса. Парень все еще лежал на полу, из носа вовсю хлестала кровь. Платок, который Джонни дал ему, уже был весь мокрый. Мария Росс со всех ног спешила к Джеймсу, но Уильям её всё же опередил. Подойдя к пострадавшему, юноша протянул ему руку и виновато пробормотал:

– Джеймс, прости меня, пожалуйста.

Но Джеймс, увы, не был настроен столь миролюбиво, потому просто оттолкнул протянутую руку. Встав на ноги с помощью Джонни и подоспевшей Марии, несмотря на обильное кровотечение, которое он безуспешно пытался остановить, юноша всё же смог отчетливо выговорить:

– Не приближайся ко мне. Я не виноват в твоих неудачах, а у меня благодаря тебе перед премьерой сломан нос, – он задрал голову, потом поднес к носу рукав рубашки. За считанные секунды рукав стал красным от крови. – Мне крупно повезет, если я смогу хотя бы нормально разговаривать.

– Джеймс, мне так жаль, – на Уильяме лица не было. Он явно сожалел о своём поступке.

Тут в себя пришел и режиссёр:

– Ты что наделал, болван! Эступидо, десцеребрадо! – Луис Ортега широкими шагами направился прямиком к Уильяму. Парень попятился. Видимо, режиссёр был настолько зол, что на автомате перешел на испанский. О смысле сказанного догадаться было не сложно. Глаза его пылали такой яростью, что юноша уже явно пожалел, что вообще на свет родился. Он забормотал извинения.

– Я не нуждаюсь в твоих извинениях, от них никакого толку! Как, впрочем, и от тебя! Прочь с глаз моих, мне нужно успокоиться, я сейчас не в состоянии с тобой разговаривать.