Людмила Киндерская - Партия, дай порулить

– У нас есть табуретка. Если вы на нее встанете, то мы подержим вас за ноги, – сказала она.

– Не нужно меня держать. Я справлюсь. Где ваш стул? – отмахнулся Веня.

Пока он любовался табличками, Кира принесла из соседней комнаты табурет.

– Поможешь? – спросил Краснов у Глафиры.

Девчонка была классной: сережка в носу, татуировка на запястье, рваные джинсы. Вениамину такие нравились.

– А чего тебе помогать-то? Гвозди подержать? Обойдешься, – Глафира была девушкой современной, и умела дать отпор особо навязчивым.

– Ну и ладно, – сразу согласился Веня. – Сам справлюсь. А чего вы такие смурные? Чего молчите-то?

– К нам люди приходят со своими бедами. Настроение от этого не повышается, – снова вступила в разговор Кира.

– Да перестань! – прервала ее Аллочка. – Обычные проблемы, как у всех: ЖКХ, денег нет, работы нет, муж бьет, пьет, дети тунеядцы…Ходят, жалуются. Странные люди, верят, что кто-то им поможет. А если вам интересно, молодой человек, почему я молчу, так я скажу – хочу и молчу, – без перехода ответила она Вениамину.

Она надула губки, тряхнула волосами и сердито отвернулась.

Веня хмыкнул:

– У вас, как в грузинском анекдоте. «Дэвушка, такой красивый, почему молчишь»? А она ему: «Хочу и молчу». А он: «Вах, вах, хочешь и молчишь»!

И он захохотал так заразительно, что, несмотря на то, что анекдот был с бородой, остальные тоже прыснули со смеху.

Вениамин отсмеялся и стал примерять вывеску к стене.

– Что это? – подошла к нему Сологубова.

Она была в стильном брючном костюме вишневого цвета. Гладко зачесанные темные волосы, ненакрашенные глаза и пухлые губы, подчеркнутые темной помадой винного оттенка.

Вениамин скосил на нее глаза, не будет же он пялиться на женщину в два раза старше его. Она была очень даже ничего, а если бы еще надела юбку, да покороче! Вообще была бы секси. А так – кофта с жабо, узкие брюки, очочки… Училка, одним словом.

– Тут написано, что вы «Искра», часы приема указаны. Фамилии ваши, телефоны, – пояснил Веня.

– Я не про это. Вот эта таблица о чем? – Сологубова указательным пальцем ткнула в листок бумаги и поправила очки на переносице.

– Здесь вы будете отмечать свои победы. Поможете кому-нибудь и сразу отметите красной пятиконечной. А если дело в разработке, то зеленой, – Вениамин разложил на столе бумажные звездочки.

– А если не сможем помочь? – уточнила Кира.

– Тогда черную. Но я думаю, что черных звездочек будет немного. Скоро выборы. Все расстараются, чтобы поднять рейтинг партии, – со знанием дела сказал Вениамин.

– А вы, молодой человек, достаточно цинично рассуждаете для своего возраста. Мы помогаем людям не потому, что скоро выборы, а потому что наша партия стремится реально помочь народу.

Интересный мужчина средних лет с сединой на висках и с тонкими усиками над верхней губой укоризненно покачал головой, глядя на Краснова. Усы ему шли, но были, по мнению Вени, ужасно старомодны. Наверное, именно так должны выглядеть дипломаты, опять же, по мнению Вениамина. На бедже было написано «Сергей Торопов».

– Ага, как же! – засмеялся Веня. – Все партии хотят помочь народу, пока не прошли выборы. А потом начнут делить портфели, и станет не до помощи людям.

– Интересно, как с такими мыслями вы пришли в партию? – возмутился Торопов.

– Перестаньте мучить мальчика, – вступилась за него Кораблева. – Он делает свое дело, а нам надо делать свое. Извините.

В этот момент в приемную зашел высокий старик, с достоинством всех оглядел и прямиком направился к Кире.

После работы Сергей Торопов шел по улице Багрицкого, ища дом под номером 17А. Из-за странной нелогичной нумерации он блуждал вокруг да около битых полчаса. Нужное здание нашлось, наконец, в глубине двора. Он подошел к кирпичной пятиэтажке, поднял голову и с тоской посмотрел наверх.

Три дня назад Антон Семенович попросил его разобраться с одним деликатным делом. Вернее, нет, не так. Не с деликатным, а с его личным, собственным. Такие вещи Торопов очень не любил, но делать было нечего.

– Понимаешь, Сергей, моя мама очень беспокоится, – говорил ему накануне Востриков. – У нее есть подруга детства, Ноэми Юльевна Вассерман. Так вот, у той появились какие-то очень беспокойные соседи. Она пожаловалась маме, что к тем постоянно ходят толпы людей, причем бритоголовых, в кожаных куртках. Она переживает, думает, что это скинхеды. Ее внука несколько лет назад такие вот избили до полусмерти. Ну и теперь моя мама за нее волнуется. Ты у нас человек деликатный, дипломатичный. Будь добр, сходи туда, прозондируй почву.

Ну и как выполнить это поручение? Прийти и спросить: «Скажите, пожалуйста, вы случайно не антисемиты»? Вообще-то для всяких «деликатных» поручений у партии имелся Марк Борисович Капельман. Востриков мог бы его попросить… Ах, да, его-то как раз и не мог.

«Капельман, Капельман, улыбнитесь, ведь улыбка – это флаг корабля», – тихонечко пропел Сергей себе под нос. Он вынул из кармана листок, на котором Антон Семенович записал адрес проблемной квартиры. Вот интересно, что бы сказал графолог, глядя на крючочки и закорючки, гордо именуемые почерком. Буквы, да и цифры, сплошь состояли из затейливых петелек, хаотично наползающих друг на друга. Ну вот как понять 33, 38 или 88? Хотя, в доме 60 квартир. Или, может, эти закорючки означают цифру 6? Нет, пожалуй, загогулина – или три или восемь. Позвонить Вострикову и уточнить – значит расписаться в неумении решить ситуацию самостоятельно. Ничего, разберемся. Вот это крючок или кружок?

Над подъездом, около которого стоял Торопов висела табличка «Квартиры с 31–45». Если рассуждать логически, то нужно выяснить номер квартиры Ноэми Юльевны, а тогда плясать от него. В списке жильцов Вассерман Н.Ю. значилась около номера 37. Торопов вздохнул с облегчением: слава богу, значит ему в тридцать восьмую.

Вообще-то, он был обижен на Вострикова. После того, как Сергей согласился выполнить поручение «моя мама волнуется», Антон Семенович с облегчением выдохнул, радостно потер руки и обратился к Похлебкину:

– Ну а мы, Олег Витальевич, займемся делом. Бери ребят и езжай на улицу Победы. Там, по слухам, открылась одна «точка», просто пальчики оближешь.

У Похлебкина загорелись глаза.

– Что, наркотики?

Он так обрадовался, как будто сам рассчитывал разжиться там дозой другой.

– Они самые, родимые. Спайсы всякие… А главное – тема дня: алкогольная крутка.

– Что, «Боярышник»? – радости Похлебкина не было предела.

Востриков только вздохнул и качнул головой.

– Да нет, конечно. Самогон. Но это наша тема, ребята!

– Что значит, «наша тема», – не выдержал Торопов. – Мы же боремся с коррупцией, разъедающей чиновников.