Олег Механик - Вечеринка а-ля 90-е

Поночка и Уксус понимающе качают тяжёлыми от бухла головами, вечно недовольный Геракл сетует, что я как обычно бросаю братву в тяжёлое время, и только во взгляде Буратины я нахожу понимание. Мой друг понимает меня, как никто другой. Он понимает, что я просто сливаюсь. Он понимает, что я больше не вернусь и это наша последняя встреча. Наверное, это понимает и Светка, которая украдкой сбивает с ресницы капельку.

Все уже было собрались высыпать дружной толпой на перрон, но Валерий (так зовут хозяина кафе) остановил нас в дверях и предостерёг, что этого лучше не делать.

– Сейчас при посадке ментовские наряды вдоль состава курсируют. Не думаю, что встреча с ними входит в ваши планы. – Прозорливый Валерий делает упреждающий жест руками. – Когда вы в кафе я гарантирую, что здесь вам ничего не грозит, а там за дверью моя власть кончается.

Я призвал парней послушаться Валерия и проститься здесь.

– Я вообще не люблю, когда в окошко машут, плачут и за вагоном бегут…– улыбаюсь я, глядя на ватагу моих повзрослевших, но таких молодых друзей.

– Ага размечтался…как бы ты первый не зарыдал!

Пьяный Геракл едва держится на ногах, и я решаю принять его первого в свои объятья.

– Давай дружище! – я сжимаю костистые плечи. – Осторожней с бухлом, ты теперь не один. У тебя есть Вика. А ты Вика приглядывай за ним. Знаешь какой это мужик? – Я показываю Вике большой палец.

– Зна-аю! – смеётся она, принимая Геракла из моих рук.

По-оночка…По-оночка… Тискаю в руках огромные плечи, треплю щетинистую щёку, хлопаю по спине. Это всё тот же эксцентричный пацан с неустойчивой психикой. Он всё тот же, но в этом вся его суть – изюминка.

– Уксус, дружище, пока! – прижимаю к себе худосочное тело. – Мы с тобой одной крови! Это его козырное выражение, забытое с детства, только сейчас возникает в моей голове.

– Твоя добыча, моя добыча! – восторженно кричит Уксус и его глаза тут же наливаются слезами. Ну что поделать, нытик, он и есть нытик. И в этом весь он, мой друг.

Жму каменную руку непьянеющего Жекичана.

– Смотри за ними, Жека. Ты здесь единственный адекват из мужиков. – Притягиваю его за руку к себе, коротко и быстро шепчу в ухо. – За Гераклом приглядывай, у него пушка.

Жекичан кивает головой, но в его лице не видно удивления. Он заметил. Ещё бы, не зря я ему дал это погоняло.

Настаёт очередь Буратины. Мы долго тискаем друг друга, тычемся лбами, трёмся щеками, как два гея, после долгой разлуки. Мы не геи и разлука нам предстоит не долгая, но вечная.

– Дай слово пацана, что приедешь! – Буратина, держа меня за уши, пристально заглядывает в глаза.

– Слово пацана, да куда же я денусь, дружище?

Он знает, куда, но молчит, делает вид, что поверил.

– Мы тут с пацанами решили с этих денег новую кассу организовать – общак. Так что знай, что там есть и твоя доля…

– Спасибо, друг! Отличная идея!

Да уж, отличная. На моей памяти организация таких гангстерских фондов ещё ни разу не имела счастливого окончания. Вспомнить хотя бы Муху.

Я снова прижимаюсь к нему лбом и говорю уже тише.

– Вы главное домой без происшествий доберитесь. У Геракла ствол за пазухой. Ты бы изъял его незаметно.

– Всё будет нарядно, дружище, ты главное не переживай. – На пухлых щеках появляются такие родные ямочки.

Машу нашим нечаянным спутницам.

– Пока девчонки! Надеюсь в следующий мой приезд застать вас с пацанами.

«Так-то пацаны женаты, и живут за тридевять земель. Но кто ж его знает?».

Беру за руку Светку, заглядываю в чёрные, наполненные до краёв омуты.

– Проводишь меня?

– Я это и делаю! – её улыбка чуть подрагивает в уголке рта.

– Я имею в виду на перроне!

– Нет, я лучше останусь здесь. Долгие проводы лишние слёзы.

Одна лишняя слезинка скатывается по щеке, но она ловко смахивает её на лету.

– И то верно! – Я притягиваю её к себе, прижимаю крепко-крепко, словно хочу вобрать в себя, увезти с собой её частичку. Мои губы прикасаются к мочке её уха, ласкают шею, острый подбородок, пытаются встретиться с её губами, но она вовремя отклоняется.

– Это отложим до океана! – предательские слезинки горошинами катятся по щекам и некому их остановить.

Я не буду плакать. С некоторых пор я научился делать так, чтобы слёзы проливались внутрь меня.

– Тогда до встречи в аэропорту! Кстати, как я тебя найду? У меня даже телефона нет.

– Ха-ха-ха! Какой телефон, Слава, мы в двадцать первом веке. Всё есть в соцсетях.

– Точно! – луплю себя ладошкой по лбу.

– Ну всё, беги! – она отрывается от меня и машет одними пальчиками, словно говорит «до завтра».

Я отступаю к дверям, поднимаю вверх правую руку с открытой ладонью.

– Всем пока! До встречи!

«Прощайте!»

Из-за барной стойки льётся старый забытый мотив «Секрета» и это уже из дискотеки восьмидесятых:

«Не говори мне прощай – сно-ова,

Вернуться мне обещай, дай сло-ово,

Тебе я крикну посто-ой, но лишь упавшей звездо-ой,

Го-ород ночной смеётся вновь надо мной…»

ЭПИЛОГ

Как же давно я не ездил в поездах. В моей памяти это что-то серое, грязное, душное и вонючее. Но здесь всё по-другому. До блеска натёртые никелированные ручки. Стерильная чистота, отполированные двери купе, и даже проводница в своей ярко красной униформе больше походит на стюардессу. Правда, стоило ей открыть рот, как ассоциации со стюардессой мгновенно улетучились. Да и я сам тоже хорош – по старой привычке ляпнул ей: «мамаша, можно побыстрей».

– Какая я тебе мамаша! – её глаза метнули молнии, оторвавшись от раскрытого паспорта. – Если я мамаша, то ты кто? В зеркало давно смотрел?

Наверное, она могла бы продолжать и усиливать аргументацию, включив тяжёлую артиллерию из бранных слов, но я быстро осознал свою ошибку.

– Вы извините, ради бога! Вы просто стояли боком, и я не разглядел, перепутал вас с другой. Такая вредная старушка, тоже проводницей на этом поезде работает. Не знаете?

– Здесь много проводниц, откуда ж я всех знаю. И описание «вредная старушка» подходит доброй половине. – Кончик её рта против воли искривляется в ухмылке.

– А вы…ну какая же вы «мамаша». Женщина в самом соку!

– Ладно, не подлизывайся. Ты я смотрю под шафе? Смотри, тут с этим строго. Будешь хулиганить наряд вызову.

– Да вы что ма…мадам. – Я прижимаю обе руки к груди. – Буду сидеть как мышь. Вы меня даже не заметите. Ещё чай буду у вас с печенюшками покупать на каждой станции!

Проводница тут же зацепила меня за базар и записала в свой блокнотик номер моего купе, сделав пометку: чай, кофе, шоколад.

Дверца купе плавно отъезжает в сторону.

– Здравствуйте товарищи!

Я понимаю, что сделал что-то не то. Мой бодрый выкрик произвёл эффект разорвавшейся бомбы. Пассажиры одарили меня испуганными недовольными взглядами, будто я ворвался в купе без трусов. Взгляды вспыхнули, но тут же потухли, сфокусировавшись на экранах телефонов. В купе две тётки и пацан шестнадцати восемнадцати лет. Все пялятся в телефоны. Сладкий запах дешёвых духов смешан с дерущей нос вонью дезодоранта. Ну ничего, с запахом проблем не будет, сейчас сюда примешается моё амбре и всё обретёт гармонию.