Надежда Арусева - Солнечный дождь из черной дыры

Расслабиться не получилось. Откуда-то из глубины дома раздались приглушённые удары. Юлька вела себя неправильно. Он привёз её домой и был вынужден запереть в подвале в кладовке. Пожалел, не стал связывать и затыкать рот скотчем, хотя она этого заслуживала. Чуть не выпрыгнула на ходу из машины, когда пришла в сознание по пути домой, и теперь барабанила в дверь со всей силой. Придётся связать, нельзя, чтобы её в таком состоянии нашли полицейские. Вот и будет ей наказание, пусть помёрзнет там связанная, голодная и чумазая. Своим поведением она его огорчает, разочаровывает. Она же его родная кровь, она должна не просто его понимать, должна чувствовать. Это когда брат споткнулся, а у сестры нога заболела. Вот как должно быть! А она устроила отвратительную истерику. Но Стас готов списать её поведение на пережитый стресс. Всё-таки по его плану она не должна была присутствовать при казни. Она бы оценила его ум и изобретательность позднее. Он выдавал бы ей правду дозированно, в красках, в лицах. А сейчас он успокаивал бы её на похоронах, держал за руку, сидел у постели, стирал слёзы с лица. И она всё больше и больше привязывалась бы к нему. И, конечно, она не должна была узнать про то, как он её пугал, жаль, что он так некстати сболтнул про эти письма. Но он это делал только ради неё, ради её блага. Она успокоится, и они заживут вместе в этом чудесном доме, будут тратить папины денежки. Стас будет её баловать, и она будет только его, его девочкой.

Стас тяжело встал с кресла и пошёл в подвал. Истерика продолжалась. Юлька бросилась на него, как только он открыл дверь. Она царапалась и дралась. Стас снова её ударил, потом ещё и ещё, пока она снова не отключилась. Погорячился… Вспылил… Сама виновата… Стас тоже человек. Этот день и ему дался непросто. Ему тоже нужна эмоциональная разгрузка. Он связал Юльку, заклеил рот, уложил на полу удобнее и поцеловал.

– Бедная моя девочка, разве можно так себя вести? Ты делаешь хуже только себе!

Надо будет потом купить ей что-нибудь. Серьги, или кольцо, или целый комплект.

Стас вернулся в гостиную, настроение было испорчено. Юлька его оцарапала, а потом у неё кровь пошла из разбитого носа. Халат был выпачкан кровью. Аппетит пропал.

– Приятного аппетита. Наелся? Глотай быстрее, не поперхнись.

На пороге гостиной стоял Роман, чёрный, грязный, страшный. Стас зажмурился и затряс головой, прогоняя видение.

Как только Стас стал обливать дом бензином, Роман заметался по комнатам, выбивал стёкла, пытался найти слабые доски на окнах и расшатать их. Ничего не выходило! От двери потянуло дымом и жаром, за дверью на веранде бился о пол связанный Кирилл. Пожар будет очень коротким, до приезда пожарных из райцентра старый деревянный дом выгорит дотла. Если этих пожарных вообще кто-то из местных стариков сможет вызвать. Сколько километров надо протопать, пока появится связь?

Роман не мог поверить, что Стас это сделал! Он посмотрел на женщин. Вера безропотно приняла свою судьбу, ни паники, ни истерики. Она тихонько плакала, гладила мать по рукам, пытаясь успокоить. Старуха упорно пыталась привстать, но ей это никак не удавалось. Одна рука у неё безвольно лежала на матраце, неестественно вывернутая, а второй, слабой, но сохранившей подвижность, она неловко указывала куда-то в угол под старый комод. Один глаз полуприкрыт, а второй жил какой-то яростной жизнью. Этот широко раскрытый глаз с налитыми кровью сосудами смотрел в упор на Романа, таращился, а потом упирался в пол под комод. Снова на Романа, снова под комод. Бабка увидела понимание в его глазах и обмякла на руках Веры.

Снаружи послышался звук отъезжающей машины.

Роман кинулся к комоду и сдвинул его. Под комодом оказалась деревянная крышка, закрывающая вход в довольно широкий лаз.

– Вера, очнитесь, здесь есть ход!

Роман подскочил к Вере, резко поднял её с кровати и подтолкнул к ходу, потом схватил на руки старуху. Это было нелегко.

– Спускайтесь скорее, у нас пара минут, не больше! Я подам вам мать, вы потащите её за ноги, а я буду нести за плечи! Быстрее!

Вера спустилась, потом в лаз протолкнули Нинель, следующим был Роман. Он оглянулся на входную дверь. На веранде бушевало пламя, дверь горела уже изнутри, вспыхнул залитый бензином пол. Огонь перекинулся на стены и стол. Едким дымом заволокло комнату. Роман нырнул в лаз. Это был какой-то очень старый ход, узкий, подпёртый досками и поэтому, к счастью погорельцев, не обрушившийся. Заканчивался он метрах в тридцати за домом в лесу, был аккуратно прикрыт деревянным настилом и присыпан землёй. Выход зарос травой, Роман с трудом поднял крышку. Кто вырыл ход и зачем? Видимо, были какие-то причины, и бывший хозяин дома готовил себе на всякий случай путь к отступлению. Роман готов был расцеловать этого предусмотрительного человека, кем бы он ни был!

– Открывай глаза, я не привидение. Живой и даже здоровый, к твоему несчастью, – сказал Роман.

Стасу не пришлось разыгрывать ошеломлённое неверие, оно получилось у него совершенно естественно. Только сначала был ужас. Кровь ударила в голову, лицо перекосило судорогой, руки затряслись. Он попытался встать с кресла, но ноги подкосились, и он упал назад.

– Нет! Ну нет, не может быть… Нет! Нет! Не честно! Ты умер! Ты сгорел! Тебя нет!

– Не бойся, мне ты не нужен. Где Юля?

– Юля? Ты один?

Мысли Стаса метались, ища выход, глаза перебегали с предмета на предмет. Он искал что-то тяжёлое. Страх и паника мешали скрывать мысли. Это было так явно, что Роман усмехнулся.

– Ром, давай поговорим, – тянул время Стас, он не смотрел в глаза Роману. – Ты можешь мне не верить, но я даже рад, что ты жив. Я рад. Да, я рад! Ром, ты же один? Ром, давай ты сейчас поедешь домой и всё. Прямо сейчас… Тебе же надо себя в порядок привести, отдохнуть, поесть? Покушать! Ты ж голодный! Ром, поезжай домой.

– Ты не слышишь? Юля где?

– Юля, Юля… А что Юля? С Юлей всё в порядке.

Роман направился к лестнице. Стас вскочил с кресла и побежал следом за ним. Надо было спровадить его отсюда как можно быстрее, пока не приехали полицейские.

– Ром, поезжай домой. Давай, ничего не было!

Роман успел дойти до лестницы. Он не обращал внимания на Стаса, и тот схватил его за рукав.

– Ром, давай ничего не было?! Пусть московская квартира тебе остаётся, ты всё-таки родной сын…

Роман обернулся и всмотрелся в лицо Стаса. Да как такое вообще может быть?! Откуда взялось это диковинное чудовище, этот оборотень! Может, он болеет? Развилась молниеносная психопатия какая-нибудь. Это бы хоть что-то объясняло. Разве так бывает? У тебя есть брат, живёт годами рядом, нормальный парень, ни плохой, ни слишком хороший, просто родной. Ты знаешь, что ему нравится, что его раздражает, точно угадываешь подарки на праздники, знаешь, как поднять настроение, даже знаешь, как обидеть, когда ссоришься. Главное – ты его любишь. А оказывается – ни черта ты не знаешь! И любишь то, что сам придумал. А этот абсолютно чужой и незнакомый тип ведёт с тобой какую-то свою игру. Всю жизнь с тобой играет, и с тобой, и с мамой, и с отцом. У него даже лицо теперь чужое, уродливое, незнакомое. Этот большой нос, мутные бегающие глазки, толстые губы, налёт какой-то отвратительный в уголках рта. Фу! Роману стало противно! Когда он ехал сюда, он был в бешенстве. Он хотел избить его, душу вытрясти за то, что он сделал! Теперь же просто хотел вычеркнуть его из своей жизни, больше ничего о нём не знать, стереть из памяти. Марать руки расхотелось.