Виталий Воронин - Сезон

Пора была двигать отсюда, что я и сделал, покружив напоследок вокруг контейнера, полного кладбищенского мусора. Там я нашел длинный обрывок бельевой веревки, несколько больших целлофановых пакетов, пластиковую бутылку с пробкой и крышку от консервной банки с острыми зазубренными краями. Бутылку я тут же наполнил водой из колонки возле домика и, вдоволь напившись, удалился в лес, довольный тем, что мне никто не помешал.

Мой настроение уже не было подавленным, наоборот я даже испытывал гордость, за то, что сумел совершить побег. Это чувство подстегивало к дальнейшим действиям, несмотря на то, что все сильнее хотелось спать, а голод, отступивший на время, тупым молотком стучал между ребер. Вдобавок я постоянно цеплялся языками ботинок за кусты, а пластиковые бутылки с водой и водкой неудобно ерзали под мышками.

Помучившись так некоторое время, я остановился, свалил свое добро под деревом, и принялся расплетать веревку с помощью острых краев крышки от консервной банки. Веревка расплелась ровно, дав мне пару шнурков. Оставшейся частью я завязал узлы по углам целлофановых пакетов, предварительно вложив их один в другой. Получилось, что – то наподобие вещмешка, куда я положил обе бутылки, а сам мешок одел на плечи, туго завязав его горловину. Бутылки оттягивали спину и мешки грозили порваться, но больше ничего под рукой не было, поэтому я решил, не теряя времени двигаться вперед вдоль дороги, а днем пережидать в чаще леса.

Ночное хождение по лесу оказалось тем еще удовольствием. Ноги постоянно цеплялись за сучья и корни деревьев. Ветви сосен били по лицу так, что приходилось постоянно держать руки перед собой, чтобы не выколоть себе глаз. Пару раз я подворачивал ногу и падал. При этом наполненные пластиковые бутылки за спиной больно били меня по затылку, а пакет, в котором они лежали подозрительно трещал, готовый вот-вот лопнуть.

Усталость навалилась и, накрыв меня мягкой лапой, тянула вниз, как – бы приглашая: «Зачем мучить себя? Ведь можно поспать до утра, а потом со свежими силами двинуться дальше!»

Но я не поддался на эти коварные уговоры, потому что понимал, стоит мне сейчас лечь, и я уже никуда не уйду, а стану легкой добычей для преследователей.

– Какие могут быть преследователи? Опять ласково шептал внутренний голос, – ты уже далеко ушел и никто тебя не ищет!

– Пошел ты, гад! – отвечал я мысленно ему, – не поддамся на твои провокации!

Тем ни менее надо было как-то облегчить себе путь. Я обратил внимание, что машины по шоссе двигаются редко. Я спустился к дороге и пошел по ее обочине. Как только появлялся свет фар, я просто ложился в кювет, пережидая, а потом двигался дальше. Свежий ночной ветерок обдувал мое вспотевшее тело, отчего шагалось легко, а частые прыжки в кювет отгоняли сон.

Так продолжалось, пока на востоке не появилась тонкая красная полоска зари, которая поднималось из ночной дымки, делая видимость все лучше и лучше. Опасаясь быть, издали замеченным я свернул на грунтовую дорогу, ведущую к небольшому озерцу, затерянному среди песчаных холмов, поросших соснами. За деревьями я заметил несколько палаток и стоящий рядом автомобиль, из которых доносился храп.

Пора было становиться на дневку, и я, с осторожностью обойдя лагерь туристов, обосновался в кустах на другом берегу озера. Отсюда хорошо видна дорога, подъезды к ней и само озеро, меня же со стороны незаметно. Накидав сосновых лап для подстилки и сняв ботинки, я улегся в небольшом углублении среди кустов. Солнце все сильнее пригревало сквозь ветви и слепило глаза. Усталость взяла свое, и мне хватило сил лишь на то, чтобы отхлебнуть глоток водки из бутылки и закусить остатками раскрошившегося печенья. Сразу же по телу разлилось тепло, а в желудке зажегся маленький огонек, приятно согревший все внутри. Это меня окончательно разморило, я как в омут провалился в сон без сновидений.

Проснулся я от противного писка комаров, висевших роем надо мной и уже успевших искусать лицо и руки, которые покрылись волдырями и нестерпимо зудели.

Во рту стоял привкус водки, а голова раскалывалась от боли. Тем ни менее, тело чувствовало себя отдохнувшим. Я сел на своем ложе, раздвинул кусты и оглядел противоположный берег озера. Туристы уже уехали, а солнце медленно опускалось за горизонт. Самое время подкрепиться, но еды не было кроме последней конфеты, которую я приберег на черный день.

Оставив одежду в кустах, я медленно вполз в озеро, окунулся с головой, и некоторое время блаженно лежал в воде, раскинув руки и наслаждаясь прохладой. Головная боль постепенно отпускала, но на смену ей лезли неприятные мысли, от которых было не уйти.

– Куда я бегу? – спрашивал я сам себя, – что теперь делать и как быть?

Ответов на эти вопросы я не находил, да и голод, терзавший постоянно, мешал думать о чем-то кроме еды. Еще немного и это станет единственной темой, о которой я смогу думать, поэтому вопрос с провизией надо было решать немедленно, а об остальном можно позаботиться потом.

Во время моего ночного марша, по пути изредка попадались автостоянки и кафе. Они были ярко освещены огнями, поэтому я издали замечал их и обходил по лесу. Тогда я старался держаться от них подальше, резонно полагая, что там меня будут искать в первую очередь. Теперь же мне ничего не оставалось делать, как попытаться добыть там пищу. Как это сделать я не знал, и решил для начала понаблюдать за какой-нибудь стоянкой.

Одевшись и подхватив свой самодельный вещмешок, я побрел в сторону шоссе, размышляя о том, как добыть пропитание. В общем – то выбор был невелик. В моем положении попадаться людям на глаза было рискованно, а значит, придется воровать. Никаких угрызений совести я не испытывал, привычно оправдывая себя нуждой и голодом. После сбора еды на кладбище все остальное для меня было сущей ерундой, тем более что другого способа я не видел.

И вот я лежу за валуном и наблюдаю как внизу у дороги, возле щитового домика с надписью «Кафе», низкорослый кавказец в закопченном фартуке жарит на мангале шашлык. Несколько большегрузных автомобилей стоят рядом на стоянке и их водители, не желая тратить деньги в кафе, самостоятельно готовят себе ужин. Их газовые горелки стоят на бамперах грузовиков и шипят синим пламенем, разогревая кастрюльки и сковородки с домашней едой, заботливо приготовленной женами дальнобойщиков.

Подъезжает еще несколько фур и со стоянки доносятся голоса и смех водителей, остановившихся на ночлег. Некоторые открывают свои фургоны и, достав оттуда матрацы, стелют себе постели в кабинах машин. Они собираются группами, весело гогоча, ужинают и выпивают.

Солнце опускается за горизонт. Быстро темнеет и я уже готов скатиться к стоянке вниз по песчаному откосу. Но в этот момент на столбе у кафе загорается фонарь, который освещает часть площадки в том месте, где я собрался бежать.