Виталий Воронин - Сезон

Содержимое бумажника меня разочаровало справкой об освобождении из мест лишения свободы на имя Бакланова Ивана Сергеевича, отбывшего пятилетний срок за разбой. С фотографии на меня смотрело не тронутое интеллектом лицо владельца справки, несшее на себе следы многолетнего порочного образа жизни. Больше в бумажнике ничего не было, и я с легкой душой бросил его на тротуар.

Обзвонив от метро несколько объявлений о сдаче квартир внаем посуточно, и договорившись о встрече с хозяевами одной из них, я решил позавтракать в ближайшем кафетерии, а затем приступить к слежке за Игорем.

Сидя за столиком в кафе и поедая пончик, я обратил внимание, как народ тянется в открытую пасть метро, а милиционеры ППС [14] «ППС» – патрульно-постовая служба. у входа лениво выдергивают из толпы то одного, то другого гастарбайтера, и проверяют у них документы. Иногда они останавливали вполне приличных молодых людей, а иногда и девушек. Людей средних лет и пожилых людей они практически не останавливали, но мне от этого было не легче. Вот такой случайный ППСник может сейчас на корню загубить все мои планы. Документов у меня нет, задержат для проверки, снимут отпечатки пальцев, а там выяснится, что я в розыске. И снова здравствуй камера, суд, Сибирь.

Я достал из кармана справку об освобождении и осмотрел ее внимательнее. При желании фотографию можно переклеить, а оттиск печати на фото перевести вареным яйцом по старинному школьному рецепту подделки подписи учителя. Справка хоть и не паспорт, но какой никакой, а документ. Она даже лучше паспорта, потому что фото на ней не заламинировано и легко переклеивается.

Дождавшись, когда ППСники отбыли, ведя под руки упирающегося узбека без регистрации, но с большими сумками, я опустился в метро и на первой же станции пересадки нашел кабинку моментальной фотографии, чтобы запечатлеть свою личность в формате 3×4 с уголком. Получилось неплохо, и я примерил свое фото на справку. Оставалось только найти кипяток, клей и вареное яйцо.

Выйдя из метро недалеко от школы, где работал Игорь, я купил с лотка тюбик клея, и тут же у палатки с пирожками взял пару вареных яиц, стакан кипятка и бутерброд.

Фотография владельца справки, быстро забугрилась и отошла от бумаги, как только я нарыл ею стакан с кипятком. Я осторожно прокатал очищенным яйцом по лицу Бакланова в том месте, где синел оттиск печати, а затем, приложил яйцо к уголку своего фото. Оттиск получился блеклым и несколько смазанным, но меня и это устраивало. Честно говоря, я вообще не надеялся, что яйцо даст какой-либо оттиск. Приклеив свое фото на справку, я полюбовался этим произведением искусства и аккуратно убрал документ в карман. Теперь я человек с бумажкой, и можно смело идти следить за Игорем.

Возле школы было тихо и безлюдно, как в любом спальном районе, в этот ранний час. Успокаивая себя тем, что сейчас каникулы и школьники не будут крутиться под ногами, я нашел скамейку скрытую кустами черемухи в соседнем дворе. С нее хорошо был виден вход и школьная уборщица, метущая мусор на пороге. Недолго подумав, я вошел в ворота и направился прямиком к ней.

– Работает, как не работать, – хмуро пробурчала она на мой вопрос об Игоре, – только рано еще, он в каникулы раньше одиннадцати не приходит.

Я нарочито равнодушно поблагодарил ее и, выйдя из ворот, юркнул обратно в кусты на свой наблюдательный пункт. Уборщица, не оборачиваясь, размела мусор во все стороны от порога, и что-то недовольно бормоча себе под нос, скрылась за скрипучей дверью школы, брякая ведром и щеткой.

Ждать пришлось довольно долго. Я уже разгадал все кроссворды в газете, а также пририсовал рога с усами всем президентам, премьер-министрам и поп-звездам, глядевшим с каждой страницы.

Наконец в воротах школы появился Игорь. Я издали узнал его сутулую фигуру и меня неожиданно прошиб пот. Когда я видел его в последний раз, он целился в меня из карабина, намереваясь убить. Сердце забилось часто-часто, и к горлу подкатил странный ком. Я опомнился, когда ноги уже несли меня вслед за ним по тротуару, а рука в кармане сжимала взведенный браунинг.

Вот уже фигура Игоря мотыляется впереди в десяти шагах от меня. Его затылок качается в такт шагам, как будто ожидая, что его расколет пистолетная пуля, разбрасывая на асфальт куски черепа, мозгов и брызги крови.

– Э-э, так не пойдет! – сказал я сам себе и, подавив дикий приступ ярости, сбавил шаг.

Игорь, даже не оглянувшись, все также, сутулясь, вошел в двери школы, которая со скрипом сжимаемой пружины захлопнулась за ним.

Я остановился на пороге и начал приходить в себя. Первый раз в жизни я испытал такую ненависть, какой не ожидал. Однако вид Игоря меня несколько обескуражил свой обреченностью. Опущенные плечи и шаркающая походка выдавали в нем человека, у которого не все в порядке. Таких людей издали замечают мошенники и пытаются облапошить на ровном месте. Я бы уж точно так не выглядел доведись мне совершить убийство, захапать золото и уйти от наказания, конечно при условии, что совесть не замучает.

Я осторожно открыл дверь и вошел в гулкий длинный школьный коридор, пахнущий олифой. В одном его конце, среди вешалок и поставленных друг на друга школьных парт два узбека в грязных халатах красили плинтус коричневой краской, то и дело, роняя ее капли на кафельный пол. Стайка младших школьников, оставленных на лето, суетилась возле доски объявлений в дальнем углу, о чем-то оживленно споря.

Молча пройдя мимо узбеков я, свернув к лестнице, и оказался в холле, за которым был кабинет труда, если верить деревянной покрытой лаком табличке на двери.

Дверь была приоткрыта, а из кабинета доносился визг сверлильного станка, за которым стоял Игорь, в таком – же халате как у узбеков. Он сосредоточенно сверлил спинку от стула, намереваясь видимо, затем прикрепить ее заклепками к железному каркасу, груда которых была свалена рядом. Куча фанерных сидений и спинок лежала тут – же, на рабочих школьных столах, которыми был заставлен кабинет.

Я тихо присел на краешек стола за спиной Игоря и достал из кармана браунинг. Убивать я его уже не собирался, с опаской контролируя себя. Но мне почему – то хотелось увидеть страх в его глазах и услышать его дрожащий голос. Однако тут меня ждало разочарование.

Игорь закончил сверлить, выключил станок и продолжал стоять ко мне спиной. Видно было, как подрагивают его руки опущенные вдоль тела. Патрон сверлильного станка сделал последние обороты, и наступила тишина.

– Ну, давай! – вдруг хрипло выдавил Игорь, – здесь никто не услышит!

Он обернулся ко мне, и я увидел бледное лицо смертельно уставшего человека.

– Почему на улице не стрелял?!