Виталий Воронин - Сезон

– Я хочу, чтобы ты понял, что здесь ничего личного! Понимаешь, я тоже человек дела! Я ставлю перед собой реальные цели и достигаю их.

Я посмотрел на него одним глазом, потому что второй не открывался из-за присохшей кровавой корки.

– Значит человек дела, это тот, кто добивается, чего хочет?

– Вот именно! – обрадовано подхватил Игорь, – посмотри, сколько вокруг лентяев и трепачей!

– А интернет просто весь кишит такими, кто только и умеет, как сидеть перед монитором и давить на клавиатуру, рассказывая какой он крутой, да жаловаться на государство и власть.

– И почему же ты решил, что я не такой? – пробормотал я, пытаясь держать голову ровно, и где-то в глубине затуманенного сознания понимая, что Игорь заговаривает мне зубы, просто тянет время, ожидая машину.

– Да потому что ты плюешь на государство, на власть и делаешь то, что тебе нужно, не заморачиваясь их законами! Платят на работе гроши, найдешь другой источник дохода и ничего государству не отдашь. Налоги требуют платить, пошлешь их куда подальше и все!

Игорь вскочил с корточек и, размахивая браунингом, продолжал:

– Я также действую, потому что ненавижу это поганое государство, которое нас притесняет! Буду делать все, что мне нужно, но проживу сам без их власти!

– Поэтому ты хочешь меня убить?

Игорь, осекся на полуслове, и посмотрел на меня. Тут я понял, что всей этой пламенной речью, он пытается найти оправдание своим поступкам. Как ни крути, а убийство друзей из-за денег, не вписывалось в его теорию врага государства.

Но ум человеческий такой изворотливый и живучий механизм, что найдет любые аргументы в пользу своего хозяина. Игорь не был тому исключением. Видимо, он уже не раз репетировал свою речь.

– Здесь все просто, – продолжал он, – надо было делить все поровну! Вы так сделать не захотели, и мне пришлось забрать силой, то, что мне принадлежало.

– А то, что принадлежало нам с Витьком тоже?! – бросил я, понимая, что этот разговор бесполезен, потому что Игорь все равно оправдается перед собой.

Он усмехнулся и развел руками.

– Кто сильный, тот и прав!

Мне стало скучно, да и сил говорить не было, но возникло желание напоследок позлить этого самодовольного типа.

– Слушай, ты, крутой, а помнишь, как на вахте не мог справиться со своими школьниками? Выходит, что ты один ничего не можешь, а значит слабак!

На минуту в его глазах промелькнула растерянность, но он быстро нашелся.

– Так вы мне для того и были нужны, чтобы помочь обуздать этих баранов! А теперь еще я заберу все золото, а ты будешь гнить в земле! Все это, потому что, я не только сильный, но еще умный!

Он ткнул в меня стволом браунинга, и его лицо перекосилось от злобы. Я прислушался к себе и с удивлением обнаружил, что совсем не боюсь умирать. Сотрясение мозга оказало услугу, мной овладела апатия. Наверное, я зря затеял этот разговор с Игорем, но надо было довести его до логического завершения.

– Послушай, зачем тебе меня убивать? Все равно я в розыске, на мне висят два убийства. Сдай меня в ментовку и все дела.

Игорь задумчиво посмотрел на меня и ничего не сказал. Видя, что он колеблется, я усилил нажим.

– Какая тебе радость от моего убийства, только грех на душу возьмешь. Подумай сам, ты же умный. Да и плохого я тебе ничего не сделал! Все улики против меня. Отпечатки на карабине, мой побег. А показаниям моим все равно никто не поверит! За два убийства и побег дадут мне лет двадцать, и поеду я на зону. А ты останешься с золотом и в шоколаде!

Это был успех. Игорь взял с верстака кусок ветоши, тщательно протер ею браунинг и сунул его мне в боковой карман куртки.

– Так надежнее будет!

– Конечно надежнее, – радостно кивнул я, – еще два года за хранение оружия!

В комнату заглянул один из узбеков и какой-то заросший щетиной карапуз с орлиным носом и глазами навыкат. Одет он был в шорты, шлепанцы и цветастую рубаху с коротким рукавом. Пухлыми руками, унизанными аляповатыми золотыми перстнями, он перебирал деревянные четки. Наверное, это был пресловутый Ашот.

– Это он у тебя грозился квартиру отобрать? – усмехнулся я.

– Нет, конечно, – скривился Игорь, – наоборот, он мне по гроб жизни должен за машину, на которой он бомбит.

Ашот непонимающе уставился на Игоря.

– Кого куда вэзти, брат?

Игорь недовольно поморщился и кивнул на меня.

– Сейчас вместе с этим до ментовки поедем. Напишите там заявления, что он на меня с пистолетом напал.

Ашот достал из кармана шорт нож – бабочку и, крутанув им, разложил лезвие.

– Абдулла сказал, что его мочить будем.

– Планы изменились, – рявкнул Игорь, – убери железку!

Тут я посмотрел в окно. Нет, не так. Тут я увидел за окном черную фигуру в маске и бронежилете. В ту же минуту оконные стекла брызнули дождем, раздался грохот, срываемой с петель двери, и я оказался на полу.

Лежа на боку, со связанными за спиной руками, я наблюдал, как комната наполнилась людьми в шлемах и бронежилетах с надписью «СПЕЦНАЗ» на спинах.

Откуда-то издалека доносился поросячий визг Ашота, которого два спецназовца били ногами, катая по полу, после того, как он попытался махнуть ножом.

Кровь опять залила глаза, но я успел разглядеть, как Игорь повис на руке спецназовца, пытаясь вырвать у того пистолет и тут грохнул выстрел, ударив звонким щелчком по моим перепонкам. Бледное лицо Игоря оказалось прямо напротив моего. Из уголка его рта сочилась кровь, а тело дергалось в конвульсиях. Глаза его закатились, зрачки подернулись пеленой. На минуту он открыл глаза, увидел меня и усмехнулся.

– Да, похоже, я не самый умный…

Он хотел еще что-то сказать, но поперхнулся кровью и засипел, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыбина. Рядом началась суета, меня подняли на ноги, отчего сознание мое окончательно помутилось. Последнее, что я почувствовал, это был звук разрезаемых веревок за спиной.

Больничная каталка везет меня по мрачному гулкому коридору, слегка подсвеченному лампами дневного света, которые проплывают надо мной голубоватыми пятнами. Наркоз постепенно отпускает, возвращая сознание из наркотической эйфории операционной. Я начинаю чувствовать тело, а тупая головная боль напоминает мне, почему я здесь.

Открываю глаза уже в палате. Дверь приоткрыта, оттуда доносится резкий запах лекарств и застоявшейся в утках мочи. Надо мной склоняется сестра, деловито нащупав вену на сгибе руки, ставит капельницу, и молча, уходит.

Пытаюсь повернуть голову, осмотреться, но из этого ничего не получается. Голова, запеленатая бинтами, водружена на подушке. Малейшее шевеление вызывает удары молота, которые изнутри кажется вот – вот разобьют черепную коробку.