Лидия Луковцева - И нас качают те же волны

Однажды, выйдя под вечер из Лизиного подъезда в весьма и весьма раздраженном состоянии (девушка категорически отказалась встречать вместе майские праздники на природе), Антон узрел входящего в его собственный подъезд Сергея Михайловича Бельцова.

– Ах ты ж, пес смердящий! – злобно выругался парень. – Шестой десяток того и гляди закроешь, а туда же – амуры! Правду, видно, мне говорили, что и мамаша к нему иногда ныряет. Детская дружба у них, видите ли! Я тебе покажу дружбу!

До сих пор в душе вполне взрослого парня теплилась детская мечта, что родители на старости лет образумятся и станут доживать вместе, и у его с Лизкой детей будут нормальные, живущие одной семьей бабушка с дедушкой.

Антон присел на корточки за кустами желтой акации, так чтобы видна была дверь подъезда, поскольку из беседки доносился дружный ржач – резвились тинейджеры, а его конкретно одолела мизантропия. Ждать пришлось долго, что не охлаждало буйную голову, напротив, Антон бесился все больше. Наконец, когда уже начинало темнеть, вышел дядя Сережа и не торопясь пошагал по улице. Он прошел мимо остановки, не стал ждать маршрутку.

– Моцион совершает, – продолжал злобствовать про себя Антон. – Здоровый образ жизни! Два века жить собирается!

Он шел за Сергеем не прячась – тому и в голову не могло прийти, что за ним следят. Антон ускорил шаг, когда Сергей начал отпирать калитку, и подбежал, когда тот, войдя во двор, стал запирать ее.

– Дядя Сережа! – позвал негромко.

Ключ провернулся в обратную сторону, калитка распахнулась.

– Тошка? – удивился Сергей Михайлович. – Ты чего? Случилось что?

– Поговорить надо!

– Заходи!

В доме было чистенько, не как у него. Прошли в кухню.

– Чай будешь?

– А покрепче? – ухмыльнулся Антон.

Сергей Михайлович издевки не уловил, пожал плечами, вытащил из холодильника початую бутылку водки, колбасу, хлеб, редиску. Пока накрывал на стол, гость оглядывался, заметил на маленьком столике позади себя разложенную рыболовецкую снасть: мотки лески, крючки в баночке, тюбик с мазью-прикормкой, свинцовые грузила и большущую ржавую шайбу.

– На рыбалку собираетесь?

– Да, хочу сбегать пораньше, напоследок. Завтра уезжаю.

– А шайба?.. – показал пальцем себе за спину.

– Столько зацепов в этом году, как никогда! Снасти пооборвал больше, чем рыбы поймал. С каждым годом все хуже, загажена Волга. А грузил не укупишься, прямо как золотые! Вот, ребята на берегу шайбу дали, закину напоследок, может, повезет.

– А улов-то куда? Уезжаете ведь!

– Да хоть тебе! Матери отнесешь…

– Дядя Сережа, – набычился Антон, – вы мою мать оставьте в покое! Нечего вокруг нее круги нарезать!

– Почему?

– Может, у них с отцом еще все сложится!

Сергей взглянул внимательно.

– Ну, давай по одной, за встречу! Раз уж пришел.

Выпили.

Как раз сегодня он решился на серьезный разговор с Наташей, прояснить, так сказать, ситуацию. Преподнес обручальное кольцо – старинное, бабкино. Ждало оно своего часа в полиэтиленовом пакетике-кармашке. О красивой коробочке заранее не побеспокоился, все же темный он был мужик в плане церемоний и условностей, мелочей и тонкостей, которые так милы женщинам. В последний момент сообразил, да поздновато. Может, и помогла бы красивая коробочка, но, наверно, вряд ли…

– То, что у твоих матери с отцом не сложилось, – не я тому виной. Мать сколько лет одна? Теперь и я один… А мы с ней с детства…

– Знаю-знаю! Детская дружба! Дядя Коля вон тоже теперь один! А у него – юношеская любовь! Может, он тоже?..

– Сергей крякнул.

– Давай еще по одной.

Выпили.

– Ты уже мальчик большой, сам в мужьях побывал. Чего ж не пожилось?

– А это не ваше дело! – взвился Антон. – Какое право вы имеете лезть в мою жизнь?

– А в мою жизнь, значит, ты имеешь право лезть? В гости вот пришел… Не помню, чтобы я тебя приглашал.

– Мне ваша жизнь приболела! Меня волнует жизнь моих родителей! Мой отец тоже много лет один! Все ждет! Налейте!

Налили. Выпили.

Сергей тоже был в раздражении, но сдерживался. Наташа отказала окончательно и бесповоротно, хотя была предельно деликатна. И колечко взять не захотела, просто так, на память. Так и лежит в кармане ветровки. Но не будет же он посвящать в свои сердечные неприятности этого зарвавшегося молокососа.

– Ты смотри, что получается, – не успокаивался Антон. – Три одиночества вокруг одной моей мамани! Вот это успех! Говорят, старый конь борозды не испортит, а тут такая ситуация, что старая кобыла…

Договорить он не успел, потому как улетел со стула на пол от мощной оплеухи. Еще тяжела была ручка у дяди Сережи! Шахтер!

В следующий момент, Антон не помнил как, в руке у него оказалась тяжелая ржавая шайба.

– Убью! – просипел он.

В последний миг увидел в глазах Сергея растерянность ли, удивление – и опустил шайбу на голову хозяина.

Встал Вадим Чумаченко.

– Все, сядь! Дальше я.

…Звонок сына раздался примерно в десять. Антон истерически кричал в трубку, и крик его был еще страшнее оттого, что кричал он тихим, полузадушенным голосом.

– Папа! Я убил дядю Сережу!

– Ты что мелешь! Ты пьян? Какого дядю Сережу? Ты где?

– Я не пьян! Немножко! Бельцова! Он в крови и не дышит! Я у него дома!

– Сиди тихо… Я сейчас приеду.

Вадим заметался по комнате. Схватил плед с дивана – надо же будет укутать труп! Схватил аптечку – а вдруг он жив!!! Вспомнил – аптечка есть в машине, вытряхнул из коробочки пластинку снотворного – Антону надо будет сразу выпоить пару-тройку таблеток, нет, лучше дать ему пару таблеток глицина, снотворное подействует не сразу. Когда он потом прокручивал события той страшной ночи, то удивлялся, что ни разу не мелькнула у него в голове мысль о полиции, только о том, как защитить своего непутевого великовозрастного ребенка. Он не думал о степени его вины, это потом, сначала – спасти, защитить!

Машину оставил за углом, нечего рисоваться, хоть и ночь.

Картина, представшая перед ним, на первый взгляд не казалась страшной, разыгравшееся воображение рисовало Вадиму картины гораздо более страшные. На столе – недопитая бутылка водки, нехитрая снедь, чуть поодаль стола на полу – мужик в неловкой позе: перебрал, встал из-за стола да и брякнулся, ноги не удержали. Крови особой не было, как кричал сын, он только потом увидел окровавленную голову Сергея и ржавую шайбу в крови рядом.

Пульс прощупывался, и у Вадима гора с плеч свалилась.

– Папа, он жив? Надо его… он меня посадит! Мне нельзя в тюрьму, вся жизнь под откос пойдет! – Антона сотрясала дрожь.

– Ты соображаешь, что плетешь?! Она уже пошла! И наша с матерью тоже! Ты зачем сюда приперся?

– Он к матери клинья подбивал, жених хренов! Я разобраться хотел.