Ирина Суровая - Проклятое наследство. Часть 2

– Нянюшка, милая!

– Оленька, деточка моя… – едва слышно произнесла Матвеевна. – Видать, пришел мой последний час. Не думала я, что так быстро… Но ничего не поделаешь. Прости меня, старуху…

– Нет-нет, не говори так, ты выздоровеешь. Приедет доктор, даст новое лекарство, ты обязательно поправишься. Нужно только дождаться! Ты не должна сдаваться…

Матвеевна слабо улыбнулась:

– Да, я стараюсь… Но мало ли… А ты должна знать…

Нянюшка пальцем поманила меня к себе поближе и заговорила еще тише:

– Там, в сенках, есть голбец, погреб в подполе… Там найдешь шкатулку. Это батюшка твой припас на черный день. Сними с меня шнурок – на нем ключ от…

Матвеевна не договорила, речь её оборвалась на полуслове. Она словно застыла, глядя куда-то за мою спину. Как будто увидела кого-то. Я оглянулась. Никого рядом не было. Агафья Филипповна скромно удалилась, дав нам с нянюшкой поговорить наедине, и теперь сидела за столом у печки.

В этот момент рука Матвеевны как-то странно дернулась, и тут же обмякла. Я повернулась назад и вскрикнула. Подоспела Агафья, но она не кинулась на помощь, не засуетилась. Мельком взглянув, тихо, но отчетливо произнесла:

– Отошла, сердешная…

– Позовите доктора!

– Да-да, конечно… Обязательно…

Сиделка, не торопясь, собрала свои вещи и вышла. Я осталась одна, в каком-то оцепенении глядя на свою милую нянюшку. Но, вспоминая её последние слова, я не могла пошелохнуться, чтобы выполнить просьбу. Долго смотрела на тот самый шнурок, о котором говорила Матвеевна, и который виднелся в распахнутом вороте её ночной рубашки, пока не сделала над собой усилие, и дотронувшись до него и тут же зажмурившись, потянула слегка на себя.

Да, это был маленький ключик тонкой, практически ювелирной работы. Кажется, я уже где-то видела его раньше… Ну да, точно, в руках папеньки, совсем незадолго до его исчезновения…

Задумавшись, я видимо, потянула слишком сильно за шнурок, и он поддался, и оказался полностью у меня в руке вместе с ключом.

Как сомнамбула, я поднялась и вышла в сени. Где тот подпол, о котором говорила Матвеевна? Никакого намека… Да и глупо прятать шкатулку там, где её легко найти. Возможно, он под тем большим сундуком, на котором устроил себе постель Евсей? Но я одна не смогу сдвинуть его с места…

Тут появился доктор, пришли еще какие-то люди, в доме началась суета и возня, от которой я предпочла укрыться в своем уголке за занавеской. Я ждала вестей от крестной и её мужа. Теперь уж я более ничем не могу помочь моей старой доброй нянюшке. А она сделала для меня все, что смогла…

Вечерело, а Евсей до сих пор не вернулся из города. В доме хозяйничали незнакомые мне люди, что-то двигали, что-то заносили, что-то выносили.

В какой-то момент занавеску одернули. На пороге, деловито подбоченясь, стояла деревенская баба:

– Ты кто тут есть такая?

У меня к ней был тот же вопрос, но я ответила, как научила меня нянюшка:

– Я племянница Матрены Матвеевны.

– Вот оно как! И чья ты дочь? Тимофея, иль Петра?

Я знала, что так звали братьев моей нянюшки. Похоже, эта женщина тоже приходится какой-то родственницей Матвеевне, слишком уж подозрительно она меня рассматривала. Ссориться с ней не хотелось, но и всей правды я сказать не могла.

– Я дочь своего отца.

– Ха! Знамо, дело. Ты, барынька, извиняй, но в сродственники ты нам не годишься. Не нашего поля ягода. Ладно, сиди пока.

Женщина удалилась, а я поняла, что время мое на исходе. В любой момент я могу лишиться и этой крыши над головой. Где же Евсей? Почему не едет? Доехал ли он до Смолкиных, передал ли мое письмо? Или попал в лапы к разбойникам?

В этот момент со двора раздался знакомый зычный голос нашего кучера. Я с облегчением перевела дух и побежала навстречу:

– Евсей, голубчик! – я кинулась обнимать его, как доброго друга, которого давно не видела. Если подумать, то так оно и есть. Сейчас он единственный близкий человек, на которого я могу рассчитывать.

– Вот так дела, а кто ж меня встречать да привечать будет? – совсем рядом я услышала еще один знакомый голос.

– Данила Никитич! – слезы застилали мне глаза, и через мгновение я уже вовсю рыдала на плече друга моего отца.

Пока я рассказывала ему все, что случилось со мной за последнее время, Евсей, уже оценив обстановку, вошел в дом и навел там порядок по своему усмотрению.

Данила Никитич выслушивал мои жалобы, и лицо его с каждой минутой становилось все серьезней и строже:

– Прощайся со своей нянюшкой и тотчас же едем, нельзя тебе здесь больше оставаться.

– Ночью?

– Милая моя, а что делать? Сейчас каждая минута на счету, а лихие люди не спят ни днем, ни ночью. Раньше все по ночам промышляли, а нынче и света белого не боятся, творят такое, что и… Эх, что уж там! Поедем потихоньку, если вдруг какая опасность, в лесу укроемся… Бог не выдаст, свинья не съест. Прасковья Павловна тебя ждет – не дождется, хотела сама ехать за тобой, еле отговорил.

Упоминание о крестной придало мне сил, я тоже хотела поскорей оказаться рядом с ней.

Но что же делать с вещами? Данила Никитич и слушать не хотел:

– Бери только самое необходимое, сундук только привлечет ненужное внимание. А уж платья мы тебе новые справим!

Тут меня меня словно огнем прожгло, – я вспомнила о ларце, ключик от которого лежал у меня в кармане. Я ведь могу доверять другу своего отца, он и сам об этом написал мне?

Тогда я не придала значения, думала, что показалось, когда что-то блеснуло в его глазах:

– Шкатулка, говоришь? Так, давай пойдем, посмотрим! Евсей! – деловито распорядился Данила Никитич.

Евсей, посмотрев на меня как бы с укором, значения которого я не поняла, нехотя выполнил приказ, и с трудом, но отодвинул тяжелый кованый сундук. Под ним действительно обнаружилась дверка, скрывающая подпол.

Ларец оказался похож на небольшой чемоданчик, целиком металлический. При своих скромных размерах, был он достаточно увесист, даже Евсей поднял его с видимым усилием. Данила Никитич протянул руки:

– Давай сюда, у меня целей будет.

И тут же согнулся от неожиданности – настолько тяжел был груз. Смолкин пошел устраивать его в дрожках, а меня поторопил со сборами и прощанием.

Матвеевна лежала у окна, уже нарядная и опрятная. Казалось, что она только прилегла на минутку, вот откроет глаза и пойдем вместе в церковь… Такое у нее было чистое и светлое лицо с легкой, какой-то неземной благостной улыбкой… Чадила лампадка, на столе стояла свеча, и какая-то старушка тихонько нараспев читала псалтырь…

До города мы не доехали. Я задремала от мерного хода лошади, прислонившись к плечу Данилы Никитича, и проснулась от того, что дрожки резко дернулись и понеслись по кочкам. Рядом скакали какие-то люди на конях. За нами гонятся!