Иоанна Хмелевская - Шифр «X»

Подумав, я пришла к выводу, что от десяти до одиннадцати часов. События в игорном доме развернулись около полуночи – может, в полпервого. Значит, прошло около одиннадцати часов. Как бы ни спешили мои похитители и какими бы средствами ни располагали, они никак не сумели вылететь раньше, чем через два часа. Ведь на Конгенс-Нюторв нет аэродрома, до него им пришлось добираться, да еще тащить меня в виде бесчувственной колоды, что отнюдь не ускоряло движения. А тащили меня, по всей видимости, осторожно, не волокли же, парик вон на голове остался… А раз говорят об ошибке, значит, меня они не предвидели, я для них неожиданность, это обстоятельство должно было задержать их. Так что и три часа можно накинуть.

Атласа мне уже было мало; я вытащила из сумки маленький календарик польского Дома книги, который уже не раз помогал мне в разных житейских перипетиях. Несколько минут сложных расчетов и многократные выглядывания в окно с целью установить положение солнца утвердили меня в мысли, что я лечу над Атлантикой, что в том месте, где я нахожусь, должно быть десять часов или девять тридцать и что мы летим в юго-западном направлении. Точнее, более в южном, чем в западном. И если вскоре под нами покажется суша, то это должна быть Бразилия.

Правда, мои рассуждения были чисто теоретическими, и тем не менее мне стало плохо при одной мысли о том, что я могу оказаться в Бразилии в своем зимнем пальто, в сапогах на меху, в теплых рейтузах и платиновом парике. Спрятав календарик в атлас, я сидела неподвижно, глядя бездумно на солнечные блики за окном, и пыталась как-то упорядочить свои мысли.

Тут открылась дверь, и вошел незнакомый мне человек. И надо признать, что этот момент был для меня наиболее подходящим, ведь я собиралась при появлении моих преследователей принять самый глупый вид. У человека, увидевшего меня сейчас, не могло создаться двух мнений на мой счет. Пожалуй, в нем могли зародиться лишь сомнения, способна ли я вообще соображать.

Он остановился в дверях и одним быстрым взглядом окинул и меня, и все помещение. Странное впечатление производил это человек. На первый взгляд я его приняла за худенького юношу, и только при более внимательном рассмотрении обнаружилось, что ему никак не меньше тридцати пяти лет. У него было невинное розовощекое личико младенца, вытаращенные голубые глазки и торчащие в разные стороны светло-желтые патлы – не очень длинные, но зато курчавые. Они шевелились у него на голове, как живые, каждая прядь сама по себе, и ничего удивительного, что я, как зачарованная, уставилась на них, не в силах произнести ни слова.

Были все основания считать его блондином. А надо сказать, что когда-то гадалка предсказала мне, что в моей жизни роковую роль сыграет блондин. Я охотно поверила ей, так как блондины всегда мне нравились. Но почему-то так получалось, что жизнь упорно подсовывала мне брюнетов, одного чернее другого, а я все высматривала, не появится ли блондин… С годами у меня выработался рефлекс: блондин – значит надо быть начеку. И вот теперь появляется этот бандит…

– Бонжур, мадемуазель, – вежливо поздоровался он.

Услышав это, я воспряла духом. Если меня, мать подрастающих сыновей, называют «мадемуазель», значит, решили вести мирные переговоры. Следовательно, пока мне ничего не грозит, убивать в ближайшее время меня не собираются, и я могу покапризничать.

– Бонжур, мсье, – ответила я далеко не столь вежливым тоном и продолжала без всякого перехода: – Значит, так: минеральной воды, крепкого чаю с лимоном, где туалет и мне надо умыться. Немедленно! А потом поговорим!

Это прозвучало довольно зловеще. Чтобы усилить эффект, я обвела помещение по возможности безумным взглядом и, обессиленно склонив голову, издала слабый стон. По-моему, получилось неплохо.

– Ах, конечно, конечно, как пожелаете, – засуетился этот несуразный тип.

Он помог мне слезть с дивана, хотя я и сама прекрасно могла это сделать, взял меня под руку и заботливо провел куда требовалось, по дороге продолжая оказывать мне всяческие знаки внимания. Открыв какой-то шкафчик, он достал из него минеральную воду, и я наконец напилась. Потом я осмотрела, соседнее помещение, которое незадолго до этого доставило мне столько акустических эмоций. Оно представляло собой нечто среднее между салоном и рабочим кабинетом и было обставлено роскошной мебелью. Там находились еще три типа, для которых мое появление было явно неожиданным. Они наверняка думали, что я еще сплю и что неизбежный контакт со мной будет хоть на какое-то время отсрочен.

Я не обращала на них никакого внимания, сейчас главным для меня было умыться и сбросить с себя как можно больше теплой одежды, учитывая маячащую передо мной Бразилию. Мне заранее было жарко.

Через полчаса я сидела в упомянутом выше салоне-кабинете уже совсем другим человеком. В соответствии с пожеланием передо мной стоял стакан чаю с лимоном. Я решила играть роль сладкой идиотки и держаться с видом оскорбленного достоинства.

Мои новые знакомые ничем особенным не отличались, по крайней мере внешне. Один из них даже производил неплохое впечатление, и его можно было бы назвать красивым, если бы он не был таким толстым. Второй сразу вызвал антипатию, так как у него были близко посаженные глаза навыкате, чего я не выношу. Третий был ростом с сидящую собаку, а так ничего. Одеты обыкновенно, как одеваются состоятельные люди, – костюмы, галстуки, белые рубашки. Возраст их я определила как средний между тридцатью пятью и сорока пятью. В этом почтенном обществе я чувствовала себя немного неловко, так как по-прежнему была босиком.

Поначалу все молчали. Они явно выжидали, что я скажу, а я решила ждать, что они скажут, но, подумав, отказалась от этой мысли. Сладкая идиотка просто не имеет права на такую сообразительность, ей обязательно надо с чем-нибудь выскочить.

– Куда мы летим, и вообще, что все это значит? – обиженно спросила я, отпив полстакана.

– Не хотите ли поесть? – вместо ответа заботливо спросил толстяк.

– Нет, – подумав, ответила я. – Пока не хочу. Но через полчаса захочу.

– Как вам будет угодно, мадемуазель. Вы получите все, что захотите.

«Увиливают от ответа, – подумала я. – Хотят узнать, что я за штучка». И, закурив, произнесла ледяным тоном:

– Я жду объяснений.

Вздрогнув, патлатый тоже закурил и начал:

– Видите ли, произошла неприятная история. Вы помните, наверное. Мы развлекались в игорном доме, как вдруг явилась полиция… – Изображая печаль, он горестно поник своей всклокоченной головой, но превозмог себя и продолжал: – Это было ужасно. Вы себя почувствовали плохо. Ничего удивительного, столько волнений! К тому же там было так накурено. Не могли же мы бросить вас на произвол судьбы!