Наталья Никольская - Зловредная жертва

Пришлось повязывать платок и опять вывешивать табличку. Да, старики, стоящие без дела на проспекте, не внушали доверия честным попрошайкам.

Потоптавшись до обеда на своем месте, бабуся решила перейти от пассивных действий к активным. В конце-концов, она хозяйка этой страны, может она полюбопытствовать, как обитают немцы в этом самом консульстве, или нет?

Остатки робости, заложенной природой в каждого человека, еще немного подержали ее на месте, потом добрый процент наглости восторжествовал, и бабуся, на ходу придумывая версию, побудившую ее вторгнуться на чужую территорию, решительно распахнула тяжелые двери с деревянной резьбой.

– В чем есть ваш интерес? – подскочил к ней лупоглазый дяденька в приличном костюме.

Бабуся не торопилась. Как-то в одном жизненном фильме ей понравилась мысль про паузы. Там одна красивая старушка-актриса, втрескавшаяся в молоденького смазливого мужчинку, говорила: «Главное – выдержать паузу». Сейчас бабуся именно выдерживала паузу, игнорируя вопрос коменданта. Она разглядывала просторный, стерильный холл, чистый огромный ковер на полу, блестящие прозрачные стекла, стильные светильники.

– Мадам, мы хотел бы знать, что привел вас в наш консульство?

– Беда привела, сынок, – выдохнула бабуся.

– В чем есть ваш проблем?

– Проблем наш в том, что надо мне посмотреть бы на всех ваших немцев, – не церемонясь начала бабуся.

– Я не понимай, – таращился лупоглазый.

– А что тут понимать-то? Поговорить мне с ними надо. Журналистка я. Хочу узнать, не забижают ли их у нас в Тарасове, не учат ли каким словам скверным, – брякнула бабуся первое, что наконец-то пришло к ней в голову.

– А-а-а, интервью, – понял лупоглазый, – нет интервью, потом интервью.

– Зови, зови, – не сдавалась бабуся, – раскомандовался тут. Мне от начальника тоже по шеям получать нет резону. Сказано опросить, значит опрошу, хоть режь меня.

– Мы вынужден будем звать помощь, – расстроился лупоглазый, – мы не хотел применять грубый сила, но мадам просится.

– Мадам никуда не просится. Мадам требует, чтобы все спустились вниз и построились, – рявкнула бабуся.

Баба Дуся уже сама поняла, что зарвалась, но остановиться не могла. Да и что можно было сделать? Извиниться и уйти? Сказать, что ошиблась? В общем, отступать было поздно. Пришлось идти ва-банк. Перед ее глазами встал образ любимого героя – Остапа Бендера.

Как-то возясь на кухне и между делом слушая радио, ее очень заинтересовал радиоспектакль о похождениях этого великого человека. Бросив все дела и позволив пирогу спокойно пригорать в духовке, бабуся сидела на табуреточке, чинно сложив руки на коленях и с замиранием сердца слушала повествование о подвигах Остапа. Когда затихла последняя нота финального аккорда, старушка отерла скупую слезу, скатившуюся по морщинистой щеке, и вздохнула.

– Эх, не знала я тебя в молодости, Остапушка, – прошептала бабушка, – как бы сладилось у нас!

В тот же день она выпросила у внука двухтомник Ильфа и Петрова. Теперь эти книги красовались у нее на полке среди других драгоценностей. Чтобы не грешить против истины, необходимо добавить, что у бабуси был еще один кумир – шоумен Фоменко. Именно его цитаты она приводила как образчики народной мудрости, именно с его участием не пропускала ни одной телепередачи. Но Фоменко был живой, взбалмошный, не обделенный вниманием других поклонниц герой, а Бендер… Это был герой ее самых затаенных мечтаний, ее принц на белом коне, ее сказка.

Приемчики великого комбинатора уже не раз выручали старушку, теперь же было грех не воспользоваться одной из его беспроигрышных фишек. Решив, что образ дочери лейтенанта Шмидта несколько заезжен, бабуся стала судорожно вспоминать известных ей великих немцев.

– Сынок, да я же ваша, из немчурок, – прижав руки к груди, с умилением проговорила Евдокия Тимофеевна, – меня еще маленькой цыгане германские сперли, да сюда приволокли. А из семьи я дюже известной, ты моих бабулю с дедулей точно знаешь.

– Бабуля? – непонимающе склонил голову лупоглазый.

«Чисто как собака», – подумала бабуся.

– И дедуля, – сказала она вслух, – мы, внучата, его деда Маркса звали. Эх и собачились же они с бабой Энгельсой! Только пух летел. Мы, бывало, попрячемся под кровати, а они и шпрехают, и шпрехают, да все не по-русски. Дюже бабка наша суровая была! Доставалось дедовой бороденке после попоек! – живописала она картинку из быта основоположников марксизма.

– Мадам, вы есть не адекватный поведение, я последний раз попросил вас покинуть немецкий консульство, – лупоглазый, конечно, не мог догадаться, что перед ним частный детектив. Поэтому он принял бабусю за ненормальную.

– Пока не дашь пообщаться с земелями, не уйду. – Для убедительности она плюхнулась в кресло, гостеприимно стоящее в холле.

Кресло было под стать хозяевам, такое же лживое и ехидное. Это оно только внешне казалось надежным и приличным, в своей басурманской сути данный предмет мебели оказался настолько низким и мягким, что доверчивая старушка провалилась в объятия чуждого крестьянской идеологии синтепуха и билась там до тех пор, пока ее не выудил подоспевший наряд милиции.

Спасители оказались настолько лицемерными, что вместо того, чтобы покарать лупоглазого и заставить его выполнить требование соотечественницы, извинились перед ним, надели на невинную жертву германских цыган железные наручники и вывели ее из негостеприимного консульства.

Большинство истинно русских людей считают, что в этой жизни надо попробовать все. Есть, конечно, сухие и скучные прагматики, не способные не только прыгнуть с тарзанкой, но даже трусящие перебегать дорогу в неположенном месте. Бабуся являлась истинно русской женщиной, хотя и часом назад очень убедительно доказывала свое родство с Марксом и его женой Энгельсой. Поэтому визит в обезьянник она восприняла как подарок судьбы.

Компания подобралась, что надо. Старушка всегда легко находила общий язык с молоденькими лихими девчонками. Правда, те сначала проигнорировали пополнение их веселой компании щуплой старушенцией. Они весело переругивались, коротая часы несвободы. Все темы были давно переговорены, поэтому в конце концов вниманием девиц была удостоена и бабуся.

– Эй, коллега, – хихикнула чернявенькая, вся в меленьких кудельках, – а тебя на какой улице загребли?

– У германцев была, в консульстве, – охотно ответила бабуся.

Рев одобрения и восторга, последовавший за ее словами, еще больше ободрил все-таки немного оробевшую старушку.

– Так ты валютная! – продолжала куражиться чернявенькая. – Где так удачно устроилась? Может, возьмешь в следующий раз с собой, с мамкой своей сведешь? А то страсть как хочется в люди выбиться!