Кондратий Жмуриков - Принц и Нищин

— Ну конечно… — отозвался сидящий перед претенциозным белым роялем молодой человек. — Ты просто мисс грация, я всегда это знал.

Сказав это, он крутнулся на вращающемся стульчике и повалился с него на пол, благо был пьян.

— Конечно… — капризно протянул он, меланхолично лежа на полу и обозревая паркет, — Вишневского можно обижать. И стулья из-под меня вывертывать, и вообще.

Что он разумел под туманным определением «вообще», он не уточнил, но это было явно что-то не столь малосущественное, как падение со стула — потому как молодой человек врезал кулаком по паркету, а его лицо тронулось бледными пятнами, проступившими даже сквозь покрывающую лицо молодого человека слои косметики:

— Падлы!

— Да ладно тебе, Андрюша, — сказала девушка, — может, все это еще и неправда.

Это заявление собеседницы, казалось, придало новых капризно-истерических сил Андрею Вишневскому. Он забился на паркете, замолотил по нему ногами и руками, словно выброшенная на берег диковинная антропоморфная рыба, и заорал дурным голосом и с интонациями ребенка, у которого только что коварно отняли пистолет с пистонами:

— Нет… правда, правда, правд-а-а-а!!!

Со стоящего в пяти шагах от конвульсирующего Андрюши стола полилась мелодическая трель, в которой угадывалась аранжированная, а проще говоря — перелопаченная компьютером мелодия из «24 Каприччи» ми мажор andante Никколо Паганини. Андрюша вздрогнул и, проползя на четвереньках до стола, пошарил рукой по его поверхности и ткнул пальцем в кнопку включенного ноутбука. Ноутбук был подсоединен к охранной системе дома Андрюши, и потому нажатая на его «клаве» кнопка вызвала легкое свечение панели перед столом, все более усиливающееся. Наконец на огромном экране высветилось лицо и плечи человека, державшего в руке кейс.

— Андрюша, это Борис Борисыч, — сказал он, — пора собираться. Самолет через два часа.

Андрюша отреагировал странно:

— Сегодня какой день недели?

Борис Борисыч Эйхман, продюсер звезды эстрады Аскольда, почесал ногтем свой длинный нос.

— Суббота, а что? — наконец ответил он вопросом на вопрос. Что полностью соответствовало представлениям о манере общения лиц его национальности.

— Вот суббота, тогда и пошел бы в синагогу, которую мой дядюшка Роман Ансенич спонсирует… а не дергал меня! — завопил Вишневский.

Такая экспансивность подопечного ничуть не смутила Бориса Борисовича. Ему приходилось становиться свидетелем и более эксцентричных выходок Андрюши. Борис Борисович кашлянул и выговорил:

— Мне звонили Фирсов и Романов. Они уже там.

Вишневский перестал дергать ногами, как эпилептический больной. Он медленно утянул свое холеное тело с паркета и поднялся на ноги.

— И что? — спросил он.

— Они встретились с нужным человеком.

Тут заволновалась девушка, с которой был Андрей. Он приподнялась с кресла и с придыханием спросила, глядя прямо в крошечную видеокамеру — одну из пяти, закрепленных за гейм-холлом Андрюши Вишневского.

— С Сергеем? Да, Борис Борисыч?

— Да так ты сама сказала, Лена. Что же теперь спрашивать? Нужно признать, что он в самом деле… по крайней мере, Романов заявил, что сходство просто поразительное. Этот Сережа Нищин, или как его там — он действительно подходит.

Но парень оказался с норовом, пришлось его немного подставить.

— Как?

— Да организовать ему небольшой проигрыш в казино. До того он что-то ерепенился, непонятно к чему, а теперь вроде должен пойти на попятную. Иного у него просто не остается. А твой муженек, Лена, — в голосе Бориса Борисовича зазвучали саркастические нотки, — а твой муженек, Фирсов, кажется, ничего и не знает. В смысле — он не знает, что этого человечка на замену Аскольду посоветовала ты. Что он, Сережа Нищин, какой-то там твой друг детства.

Лицо Лены еще более помрачнело. Она что-то глухо пробормотала и отвернулась.

Эйхман сказал:

— Скажи своей охране, чтобы меня пропустили. А то сколько меня знают, никак не могут запомнить… остолопы.

— Ладно, — сказал Андрюша, вскарабкиваясь на стол с ногами и нажимая кнопку на белом щитке — центральном распределителе в системе сигнализации его внушительного жилища.

— Входи, поднимайся, Борисыч.

Не успел Борис Борисович Эйхман подняться на второй этаж Андрюшиного подмосковного коттеджа, как снова позвонили, и на засветившейся экранной панели появилось характерное лицо: угловатые черты, пронизывающие глаза под массивными надбровными дугами, внушительный нос и властные очертания рта и подбородка. Человек напоминал сильно похудевшего Уинстона Черчилля и словно в подтверждение этого сходства курил сигару. При виде его Андрюша Вишневский подпрыгнул на столе и снова повалился на паркет. Лицо укрупнилось, и метровые губы на огромной панели экрана искривились в сардонической усмешке:

— Что же ты, Андрюша, так неловко? Опять переусердствовал с творческими стимуляторами?

— Ничего, дядя, — выговорил Андрей с трудом. — У меня просто скоро самолет. Гастрольный тур надо же… у меня теперь Воронеж — Саратов — Самара.

Роман Арсеньевич Вишневский кивнул головой и сказал:

— Я из Лондона звоню. У меня тут встреча, а потом я возвращаюсь в Москву. Есть к тебе разговор.

— Ну?…

— Нет, это я с тобой напрямую пообщаюсь. Без видеофонов и телемостов. А сейчас просто спросить хотел. У тебя послезавтра два концерта, не так ли?

— Ну да. И вчера один был. Вот… отсыпаюсь. Меня из Самары прямо вертолетом на мой коттедж закинули.

— Это я все знаю. Мне Адамов сказал, что прошла информация — на тебя готовят какое-то там… покушение.

При слове «покушение» губы олигарха снова тронула кривая усмешка — на этот раз она напоминала ухмылку чеширского кота из Страны Чудес Льюиса Кэрролла.

— Да… что-то около того, — пролепетал Андрюша. Надо сказать, при виде всемогущего дядюшки-олигарха в его ноги и руки ящерицей заползалась и вольготно раскидывалась неприятная ватная слабость, и Андрюша Вишневский, мегастар российской эстрады, обладатель недурного личного состояния и княжеского титула, — Андрюша Вишневский чувствовал себя марионеткой, которую вертят могущественные холодные руки робости и страха.

— Мне Адамов сказал, — бросил Роман Арсеньевич. — Начальник моей службы безопасности. С твоим Романовым вроде Фирсов выехал на место концерта?

— Да…

— Фирсов человек компетентный. Разберется. Ну, ладно. Мне через минуту нужно созвониться с Нью-Йорком.

И Роман Арсеньевич, улыбнувшись окоченелой иронической улыбкой, исчез с экрана. Андрюша покрутился на заднице и с помощью вошедшего Бориса Борисовича Эйхмана принял вертикальное положение. Вслед за положением он принял стопку коньяка «Мартель», извлеченную Леной из открывшегося за отъехавшей настенной панели бара. После этого Аскольду полегчало. Он покрутил головой и стал похож на нервную обезьяну.