Кондратий Жмуриков - Принц и Нищин

— Зачем же подписывал? — угрюмо спросил Аскольд, чуть охладевая.

— А попробуй не подпиши! Они его так разделали — под орех! Сказали: мы тебе, парень, яйца отрежем и твои же собственные зубы тебе в задницу вставим, чтобы очко зубастое было. А если что — спишем все на ДТП… дескать, попал в аварию, отсюда и такие повреждения. Протокол подмахнем соответствующий, если надо. Так тот парень им тачку отдал, как миленький. Да и тачка была не какая-нибудь там гнилая «копейка» — нормальная такая «бэха» была, реальная.

Аскольд щелкнул зубами — свело челюсти — и не без труда выговорил:

— Ты, Мыскин, очень удачно выбрал время, чтобы сообщить мне эти успокоительные сведения.

— Правда? А ты очень удачно выбрал время, чтобы кидаться водочными бутылками и буянить, когда у нас труп в багажнике!

— Надо его, суку, было в камыши скинуть, и всего делов-то! — чуть не плача, простонал Андрюша. — А теперь кранты: если до Москвы не доберусь, все, край!

— Как же ты до Москвы-то доберешься теперь? — злобно спросил Алик. — Разве что на этой машине, да и то если Лене по пьяни приспичит смотаться в драгоценную столицу. А этот Леня вряд ли там какие дела имеет: он же тебе не Роман Арсеньевич Вишневский.

При имени дяди Аскольд снова щелкнул зубами, а потом и вовсе заскрежетал. Мыскин молчал. Первым от молчания устал Принц, и он сказал:

— Алик… ты же вроде человек умелый, сильный… вон как веревки разорвал у Нищина и машину его это… завел. Ты же, я слышал, в Чечне воевал?

— Ну да.

— Алик, — наклонившись к нему, выговорил Принц, — ну придумай что-нибудь! Мне… мне сегодня в десять вечера по-любому надо быть в Москве! По-любому!! Время еще есть… если мы отсюда выберемся!

— Только как мы отсюда выберемся?

— Вот я тебе и говорю! — жарко задышал Аскольд. Вытащи меня отсюда! Приду… при-ду-май! Как-нибудь! Что-нибудь этакое… зацепочка или что! Ну должно же что-нибудь быть, чтобы… Ну Алик! Я тебя озолочу! Тебе всю жизнь не придется думать о том, где бы работать и что заработать! Хочешь миллион долларов? Нет? У меня есть, у моего дяди и отца миллиарды!! Только вытащи меня отсюда!

— Ты же говорил, что у тебя с дядей и отцом, скажем так, натянутые отношения… — пробормотал Алик, но было видно, что слова Аскольда произвели на него достаточно сильное впечатление. — Ладно, не парься, — быстро добавил он, видя, как дернулся на эти слова горе-Принц. — Что-нибудь попытаюсь сделать. Правда, чувствуется, что эти байкеры, так называемые, и менты местные давно корешатся, раз у них такие панибратские отношения. Жаль. Но ничего… ничего… что-нибудь можно сделать. Наверно.

— Сделай… сделай! У тебя вот какая… любимая марка машины?

— А какая разница? У нас тут все равно только «копейка» Нищина да «газик» этого Лени с Филипычем. Ну, еще Петин мотороллер. На них бы удрать — и то чудесно было бы.

— Нет, ты скажи!

— Ну, допустим, «Феррари».

— Вот будет у тебя «Феррари», только помоги мне!

— А, не звони! — досадливо отмахнулся от него Алик Мыскин. — Будет, не будет… дай подумать.

— Думай, думай!

Алик откинулся на спину и полуприкрыл глаза. Откровенно говоря, думать ни о чем не хотелось. Болели ребра, болели почки. Саднило во рту, щипало разбитые десны. Но если этому Аскольду в самом деле так надо в Москву… ну что ж, бывало в жизни и хлеще. Алик взглянул на Аскольда и подумал, что вот сейчас, в полумраке, он в самом деле совершенная копия Сережи Воронцова. Где-то он, Воронцов? Что с ним? Алик кашлянул, и Аскольд нервно вскинул голову:

— Ну что… придумал?

Алик отвернулся и совершенно неожиданно для Аскольда заснул. Неожиданно — это потому, что московский суперстар, угодивший в условия сельской местности средней полосы России как кур в ощип, не мог понять, как можно спать в таких условиях: в жуткой тесноте, под постоянно подхлестывающей инстинкты болью, слыша крики снаружи вроде того, что коряво издал только что Леня:

— А че, Петя, нич-чаво свинья… ты с ней не живешь с ней взамен как с женой… к-котора от тебя ушла? Этакое… свино…вв-водство!!

А Мыскин спал. И снился ему странный сон.

Это было в спецназовской разведке. Там служили и Мыскин, и Сережа Воронцов. Они были самыми молодыми в своей группе, остальные были в звании не ниже лейтенанта, контрактники от двадцати пяти лет и старше. Хмурые, подтянутые мужчины, совершенно не напоминающие суперменов образца тех, что любят демонстрировать в фильмах. Обычные мужики — большинство из которых было среднего роста, отнюдь не богатырской комплекции, в серенькой и неприметной спецодежде.

После того, как кадры отряда существенно поредели после ряда рейдов по горам, его доукомплектовали молодежью. Среди упомянутой молодежи были двадцатилетние Сергей Воронцов и Александр Мыскин.

Первый же рейд был откровением. И начался страшный сон. Разведотряды часто исполняли роль карательных частей.

…Два автомобиля с бойцами карательного разведотряда ехали по узкой дороге, проходящей через горное ущелье. Где-то там, буквально в сотне метров от них, могли таиться вооруженные до зубов и снабженные инфракрасными прицелами чеченцы, и потому водители крутили баранки с лихорадочной поспешностью, стараясь ехать на максимальной скорости, несмотря на то, что это было чревато падением в какую-нибудь котловину или расщелину.

И вот — в точке трассы, на которой, по мнению водил, вероятность встречи с кровожадными горцами достигает своего апогея — сидящий рядом с водителем головной машины худощавый подполковник сказал:

— Останови здесь.

Тот, казалось бы, просто не воспринял этих слов подполковника — настолько, по его мнению, они противоречили элементарному здравому смыслу.

— Останови здесь, — повторил подполковник, не повышая голоса.

Водитель, стремительно хренея, повернул к тому бледное лицо с расширенными глазами и быстро выговорил:

— Но, товарищ подполковник, здесь же могут…

— Да, могут пристрелить, но если ты не остановишь, то я сам тебя пристрелю, — спокойно произнес тот. — Вот здесь, у этого большого камня.

Помертвевший водитель покорно выполнил распоряжение командира спецназовцев, и из остановившихся машин начали мягко, пружинисто и бесшумно выпрыгивать люди.

Один за другим они исчезали во тьме, а когда растаял последний, подполковник подозвал к себе обоих водителей и сказал:

— Я сожалею, ребята. На вашем месте я бы сейчас застрелился. Через несколько минут здесь или в ином другом месте трассы будут боевики. Смерть лучше плена.

Те онемели. Подполковник передал одному из шоферов пистолет Макарова и повернулся к ним спиной, но тут водитель головной машины, первый обретший дар речи, задыхаясь, заговорил: