Ольга Степнова - Изумрудные зубки

– Не, – замотал головой Карантаев. – У меня ботинки того... нечищеные. – Уши у лейтенанта опять стали неумолимо розоветь. – Носишься целый день как савраска, зайдешь с девушкой в ресторан и вдруг понимаешь, какой ты несовершенный. – Лейтенант вздохнул, снова глянул украдкой на свой сбитый кулак, поглубже задвинул ноги под стол и сказал:

– У всех сотрудников «Власти» на тот день есть неоспоримые алиби. Мы проверяли.

– И даже у Вальки?

– У секретарши особенно. Она в этот день с мамашей ездила на электричке в пригород к родственникам. Их куча народу видела, да и билеты у нее сохранились. Ну и дальше по списку. Все сотрудники редакции, которые были на данный момент в Москве, а не в командировке, занимались с родственниками домашними делами. День был очень хороший, большинство на дачах копалось, соседи это подтверждают. Самое шикарное алиби у Овечкина – он весь день провел в бильярд-клубе. Делал ставки, играл и выигрывал.

– Овечкин-то тут причем? – фыркнула Сычева.

– Его же кабинет был открыт.

– Борис Борисович патологически порядочный человек. Немногие могут сказать это о своем начальнике.

– Да, мой начальник изрядная сволочь! Прямо не знаю, как с ним дальше работать. Повышает по службе всех, кроме меня, урод. – Карантаев снова вздохнул. – Кстати, ты знаешь, что в твоей редакции на лестницах и у входа установлены камеры наблюдения?

– Слышала.

– На пленке есть запись, где видно, как в здание заходит Игнатьев. Вполне веселый и довольный. Потом заходишь ты.

– Я?!

– Ну да, ты же заходила в контору.

– Ужас. Меня подозревают?

– Как бы тебе сказать... Ты единственное в редакции не опрошенное лицо, тебя просто не могут пока найти.

– Значит, подозревают.

– Да нет. Там на пленке есть еще один интересный фрагмент. Через минуту, после твоего прихода, когда охранник убежал в туалет тушить занимающийся пожар, пришел какой-то тип в длинном черном плаще-хламиде, делающем непонятными очертания фигуры и широкополой шляпе, хорошо скрывающей лицо. Он умудрился пройти так, что ни одна камера не ухватила даже фрагмента его лица. Ну нос там, или подбородок, или часть щеки, например. Похоже, парень знал про камеры, знал, где и как они расположены и умудрялся держаться так, что остался безликим привидением в черном одеянии. Сто пудов, этот человек причастен к пожару, сто пудов он причастен к убийству, а также к газете «Власть». Голову даю на отсечение, это он гонял тебя с пистолетом по редакции.

– Но тогда... на камере должно быть и то, как я убегаю! И как этот тип в плаще покидает редакцию!

– Электричество отключили! Странное совпадение. В здании нет автономного источника питания и когда ты убегала, и когда этот тип уходил, камеры не работали. А охранник тушил пожар. Он никого не видел.

– И ты веришь в такие невероятные совпадения?

– Приходится. Мы проверяли, в тот день действительно в этом районе случились перебои в подаче электроэнергии. Их быстро устранили, но некоторое время здание было обесточено. Похоже, убийце просто-напросто повезло.

– Бред. А ты проверил машину марки «Комбат», на которой пытались похитить мою подругу?

– На такой машине в Москве и Московской области ездит только Саша Белый [2] . – Карантаев прищурился и хитро-хитро посмотрел на Сычеву. – Подруга-то, насколько я понял, жива, невредима и совершает новые подвиги?

Сычева, не отвечая, присосалась к бокалу с «Маргаритой». Она снова нащупала изумруды в кармане. Твердые, холодные и опасные.

Карантаев расслабился, разомлел, и охотно делился с нею подробностями.

Пришло время исполнить задуманное.

– Я в туалет, на минутку, – сказала она и встала.

Карантаев отрешенно кивнул. Он курил и сквозь облако сизого дыма смотрел в окно.

На мгновение Сычевой стало вдруг стыдно. Мало того, что она скрывает от следствия важные факты, так еще собралась...

Она решительно направилась в холл.

Кто-то из байкерской публики за ее спиной восхищенно присвистнул и сообщил приятелям насчет «самой отличной задницы».

Карантаев за столиком дернулся, встал и вразвалку пошел к «свистуну» выяснять отношения.

«Отлично!» – решила Сычева.

Разборки в «Табуне» не бывают короткими. Это она знала со времен бурной молодости. Тут свои правила, и помимо того, что можно запросто закидывать ноги на стол, администрация позволяет клиентам размяться и помахать кулаками.

– Уже уходишь? – спросил Марат, стоявший у фуршет-бара.

– Тороплюсь, дела, – улыбнулась Сычева. – Мой спутник расплатится за обед.

Марат улыбнулся, кивнул. Сычева была старой клиенткой, а старым клиентам в «Табуне» доверяли.

За спиной послышались звуки ударов, мат, звон бьющейся посуды и подначивающие крики соратников.

Отлично!

Разборки в «Табуне» не бывают короткими. Особенно если клиенту нечем платить за обильный обед и перебитую в драке посуду. Вряд ли служебные корочки облегчат лейтенанту его незавидную участь. Пока разберутся...

Сычева выскочила на улицу и помчалась к дороге.

Афанасьев открыл дверь и зашел в квартиру.

Силы его внезапно оставили и он опустился на пол.

Неужели все кончилось?

Или только еще начинается?

Под телогрейкой зашевелился кролик, высунул мордочку, задрожал черным носом, принюхиваясь, и снова спрятался в уютной глубине запазухи.

– Выходи, братец кролик! – Глеб вытащил Арсена и опустил на пол. – Теперь ты будешь жить здесь. И все будет хорошо. Хорошо все будет!! – крикнул он и заплакал.

Слезы хлынули горячим потоком, и не скупые мужские слезы, а по-детски отчаянные и обильные. Глеб даже повыл, поскулил немножко, схватившись за голову и раскачиваясь из стороны в сторону.

Он дома. Наконец-то он дома в привычной и дорогой сердцу обстановке. Его окружают любимые вещи, комнаты хранят еще запах трубочного табака, стены помнят его присутствие, тут все родное, свое, безопасное, дающее чувство спокойствия и надежду на прекрасное будущее.

Он пощупал пальцами выпуклый рисунок на обоях. Когда делали ремонт, он хотел эти стены отделать стеновыми панелями, но Таня настояла на обоях в глупых, розовых, выпуклых цветочках. Как же она права была! Что бы он сейчас щупал, вырвавшись из лап смертельной опасности? Холодные, офисные панели?

Арсен покосился на Афанасьева черным блестящим глазом и, мелькая черными пятками, упрыгал под тумбочку.

Глеб, не поднимаясь с пола, начал срывать с себя ненавистные вещи, пропахшие ненавистной деревней – телогрейку, фланелевую рубашку, рейтузы, мерзкие тапки.

Лейтенант Ласточкин оказался хорошим парнем, а когда по телевизору перестали показывать эротический фильм, так и вовсе начал соображать.

Он прочитал заявление Глеба, где тот изложил историю своего похищения, засуетился, вызвонил какое-то начальство, и остаток ночи Афанасьева допрашивал добродушный дядька в лейтенантских погонах. Потом Ласточкин притащил откуда-то фланелевую рубашку и телогрейку. Глеб оделся, сунул за пазуху крола и только тогда согрелся.