Виктория Вита - Ягодный возраст

– Ну спасибо, дорогая крёстная! Тебе, видно, очень нравится меня из депресняков вытаскивать. Этому «кашемиру», может, разнообразия в жизни не хватает, а тут я под руку попалась. Знаешь, это только в Голливуде красотка с панели (и то в исполнении Джулии Робертс) в состоянии покорить молодого красавца-миллионера. У нас далеко не Голливуд, и я не Робертс.

– Но и ты не с панели, – добавила Ирка, – ты же у нас чистоплюйка: «лучше жить с голым задом (извини за грубость), но честно». Ты скоро со своей честностью на паперти окажешься. Кстати, а зачем ты в чужую квартиру полезла? Тоже мне «экстремалка»! Это ты у нас всё острых ощущений ищешь: то родишь в сорок лет, то роскошного мужика кинешь, то труп найдёшь.

На этой высокой ноте она на секунду замолчала, чтобы дастать из сумки сигареты.

– В квартире не курим, – решительно напомнила я ей.

– Да помню я все, просто хотела для успокоения нервной системы в руках покрутить, – нахмурившись, заныла Ирина. – Ну что за жизнь… Ее стенания были прерваны звонком в дверь. Мы переглянулись.

– Ты кого-нибудь ждёшь? – спросила Ирка.

– Нет, – растерянно ответила я, выдвигаясь в коридор. Ирина, прижимаясь к стене, осторожно кралась за мной, держа в одной руке незажженную сигарету, а в другой – кухонный нож.

– Ирка, ты совсем свихнулась, положи нож на место, – прошипела я шёпотом.

– И не подумаю, – ответила она также шёпотом, – давай иди открывай.

– Кто там?

– Влада, это я, Глаша, открой, пожалуйста!

Пока я боролась с замками и постоянно перекручивающейся дверной цепочкой, Ирка метнулась на кухню, бросила нож и, как ни в чём не бывало, уселась на своё место.

Глаша появилась на пороге с неимоверно огромным букетом белых гвоздик, поздоровалась с Ириной и протянула мне цветы.

– Влада, это тебе. Мой батюшка сейчас пришёл домой и говорит, что у нашей парадной столкнулся с молодым мужчиной, который просил передать цветы и вот это (она протянула мне конверт) в сто десятую квартиру Владиславе Владиславовне. Но я пришла не только поэтому. Завтра мы с батюшкой и детьми едем на машине знакомиться с приходом под Лугой. Батюшка через месяц вернётся, а я с детьми на всё лето там останусь, так, может, вы Вадика с нами отпустите? Негоже ему летом в городе болтаться, ни воздуха свежего, ни питания здорового… – Только вы не бойтесь, там ни реки, ни озера рядом нет, и в доме, где мы будем жить, все удобства и даже телефон. А то поезжайте с нами! Вам бы тоже свежим воздухом не мешало подышать, а то вон зелёная вся.

– Нет, спасибо, я-то точно не смогу завтра поехать. Вадика я с вами отпущу (хорошо, что телефон есть), а сама, как с делами управлюсь, сразу постараюсь приехать. Только вы оставьте адрес, а главное – номер телефона, как с вами можно связаться, и, как приедете на место, сразу позвоните.

– Ну и очень хорошо, – обрадовалась Глаша. – Так мы завтра в девять утра выезжаем.

Она чуть поклонилась, прощаясь, и направилась к двери.

– Глаша, а что за молодой человек цветы передал? – вдогонку прокричала Ирка.

– Не знаю, только батюшка сказал, что молодой, – и вновь нотки неодобрения прозвучали в ее голосе. – Да, и что у вас с телефоном? У вас постоянно занято, – добавила она.

Закрыв за ней дверь, мы сразу распечатали конверт. Там лежали двадцать рублей и аудиокассета.

– Вот, – сказала довольная Ирка, – я тебе говорила, что он ещё объявится!

– Кажется, ты говорила совсем обратное, – попыталась я её поправить.

– Влада, не будь мелочной и давай скорее послушаем, а то ты меня сегодня точно до инфаркта доведёшь.

Кассета наконец была водружена в старенький «Панасоник». Через несколько секунд в кухне раздался мужской голос: «Владислава Владиславовна, здравствуйте ещё раз! Я вновь рискнул вас побеспокоить, и именно таким образом. Подобное обращение не даст вам возможности меня перебить. Я возвращаю вам деньги с большой благодарностью. Ведь дело не в сумме, а в своевременности её получения. Вы помогли мне выйти из неловкого положения с минимальными потерями. В воскресенье в Филармонии будет с единственным концертом выступать Дмитрий Хворостовский. Я буду ждать вас в восемнадцать ноль-ноль у главного входа. И так как я более чем уверен, что вы не сохранили номер моего телефона, я повторю его ещё раз». Прозвучал семизначный номер мобильника. «До встречи». Магнитофон замолчал.

– Какой Версаль! – простонала Ирка.

– Подожди ты с Версалем, – перебила я её. – Что там Глаша сказала про мой телефон?

Я подняла трубку. Гудков не было, и эта тишина мне не понравилась. Ирка, тут же выхватив трубку из моих рук, стала нажимать на все кнопки подряд, и вдруг раздались гудки.

– «Мнительный ты стал, Сидор»! – прокомментировала Ирка выражение моего лица и гордо положила трубку на место.

– Так, мать, что собираешься надеть в воскресенье? – обратилась она ко мне.

– Чёрное бархатное платье и шиншилловый палантин. Или у тебя есть другие предложения? – мгновенно отозвалась я.

– У тебя нет ни того и ни другого, а если будешь так выпендриваться, то никогда и не будет, – заключила Ирка.

– Ира, я честно не знаю, что надену и вообще пойду ли ещё. Мне надо сейчас дитё собрать, завтра дождаться их звонка, как они доберутся до места. У меня уже сейчас ни одной мысли, и зачем я согласилась?

– Не выдумывай, пожалуйста! У тебя вон потолок и стены в квартире рушатся, когда собираешься ремонт делать? А потом «кашемир», ну ладно, ладно, чего кривишься. Тогда хоть о ребёнке подумай, третий год подряд будешь парить всё лето Вадима на детской площадке… Ну всё, буду собираться, а то уже поздно. Да, ты хоть цветы в вазу поставь.

– Здесь не ваза, а ведро нужно. Слушай, Ира, а что у тебя-то случилось?

– У меня? – спросила удивлённо. – А моё кафе обокрали. Я на тридцать тысяч попала, представляешь? Ладно, как-то вывернусь.

Договорившись созваниваться чуть ли не каждый час, мы распрощались. Закрыв за ней дверь, я вдруг почувствовала, как страшно устала. Убрав со стола посуду и так и нетронутые нами пироги, я поставила гвоздики (их было двадцать шесть) в большую хрустальную вазу. Потом в небольшую дорожную сумку собрала Вадимкины вещи, покормила кота и, заведя будильник на семь тридцать, рухнула в постель. День длиною в жизнь закончился.

Утром сборы продолжились, и после отъезда моего наследника квартира выглядела, как будто её посетили торнадо, мощное землетрясение и цунами одновременно.

Категорически не хочу и не буду сегодня убирать и готовить. Решено: устраиваю день «протеста». Да здравствует свобода, хотя бы на один день! Сейчас лягу и буду спать, пока не высплюсь.

Сказано – сделано. Я с разбега плюхнулась в свою кровать, которая сразу ответила угрожающим треском. «Сломаешься, – пригрозила я ей, – выброшу!» Укутавшись головой в подушку, провалилась в сон, как в омут.