notsaintalex - Тотальное танго

– И что мешало ей решиться на свободу? – проникся состраданием Томазо.

– Не так всё однозначно в этом мире, как нам хотелось бы порой, – в задумчивости отвечал Адам, при этом дерзко обогнав на светофоре какой-то слишком медленный Cayenne, – Хотя, по сути, всё предельно просто! Желаешь жить – решайся и живи! Но, чтобы жить, нужно любить! А как любить, когда все чувства сковывает страх? В итоге, ни любви тебе, ни жизни. А чтобы страх перебороть – нужна отвага в чистом Сердце! У Лауры она была, хоть отбавляй, но в тот момент она сама в себе запуталась немного. Ей показалось, что она влюбилась в Мирко. А ты прекрасно знаешь этого засранца – трепаться он умеет лучше нас с тобою вместе взятых. К тому же, он известен и богат. А Лаура… бедняжка из другого мира – поверила и тупо повелась. Но вот теперь, когда я наблюдал за ней в кафе на Piazza Della Liberta, она как будто начинала понимать реальность – иллюзии ушли, как дивный сон. Надежды не сбылись – родился гнев в её горячем сердце, а вместе с ним колючий страх самой себя. Ну, в общем, я решил вмешаться и начал действовать, как никогда.

Сначала мы с ней встретились глазами, но я не улыбался в этот раз своей флиртующей улыбкой. Она смотрела мне в глаза, как будто что-то узнавая. На самом деле, я всего лишь отразил те чувства, которыми она жила в своей душе. Ей показалось, что она меня как будто знает, хотя узнала во мне собственное «Я». В какой-то миг её это немного напугало, и в этот миг я улыбнулся ей – она от этого лишь растерялась и сразу отвела глаза. Всё что хотел, я ей оставил. Теперь в её глазах читались мысли обо мне: «Кто он такой? Откуда я его так знаю? Наверное, мы встречались раньше. Ой, не помню. И этот взгляд – он тоже меня знает! Какой кошмар! Он видит всю меня насквозь!».

Она боялась снова посмотреть в мои глаза и начинала делать вид участия в дискуссиях семьи Манеджи. И это предсказуемый манёвр. Понятно, что она боялась не меня, а только собственной неловкости в моменте. К тому же, и одет я был в тот день не по-пиратски, даже бандану с Роджером на лбу оставил, где – не помню. На мне был синий деловой костюм в полоску и белая сорочка – никаких пантов! Хотя. Запястье золотили модные часы от Vascheron(a) Constantin(a), да перстень на мизинце… и золотой мобильник «Vertu» на столе… Но это мелочи, кому они нужны. Словом, во мне она могла заметить вполне нормального мужчину. И надо было двигаться вперёд.

Я подозвал официанта, сказал сварить мне новый кофе, поднялся, снял пиджак (надел его на спинку стула), снял запонки с манжет и засучил по локоть рукава. Уселся в той же позе, вооружился ручкой, взял салфетку и начертил на ней насколько мог прилежно: «Ciao, Laura!» и ниже крупный смайлик. Послание поставил вертикально – она его мгновенно прочитала и с удивлением взглянула на меня: «Откуда Вам известно моё имя?».

Я улыбнулся ей в ответ простой естественной улыбкой и принялся писать послание второе: «Я твой хороший добрый друг, но ты меня не помнишь. Зовут меня Elmar». Здесь элементом ключевым являлось имя, что по-испански означает море (Mar), поставленное в род мужской – артикль El. Эльмар – есть море на испанском – её родном любимом языке – оно пробудит в ней воспоминания о чём-то близком, чем станет для неё живое воплощение Эльмара, сидящего так близко, даже рядом.

Глаза её как будто засияли, а уголки клубничных губ поджались в сдержанной улыбке – она скрывала от «своих» эту игру, стараясь выглядеть вполне серьёзной.

Теперь она смотрела на меня совсем иначе, с доверием в душе, но сомневаясь в мыслях: «Имя Эльмар. О, Боже, как люблю я море! Но этот внешний его облик – сущий дьявол-искуситель! Он не похож на итальянца – слишком открытое лицо. Загар – арабский, но эти волосы, сгоревшие на Солнце – пепел. В хореографии манер вообще читалось что-то от Фламенко. Улыбка и бездонные глаза к тотальному доверию взывают».

Мысли её неслись сумбурно, в глазах интрига – она ждала чего-то дальше. И я склонился над салфеткой номер три: «Я вижу, что творится в твоём Сердце, и именно поэтому пришёл. Я знаю, ты не веришь в чудеса, и я, поверь, совсем не чудо. Не верь ни мне и никому другому! Доверься только собственной душе».

В глазах её родился трепет, я взялся за четвёртую… и пятую салфетку: «Судьба твоя упёрлась в перекрёсток. И жизнь теперь – Песочные Часы: две чаши из стекла, запаянные в символ “бесконечность”… И ты – прекрасная живая роза – совсем одна среди жестоких дюн чужой пустыни в верхней чаше… за стеклом. Иллюзии разносятся ветрами – песок стремительно уходит… и в нижней чаше образуется гора. Соединяющая чашу горловина – беспощадна – она убьёт тебя, когда закончится песок. Но ты её не видишь – не знаешь, сколько времени-песка осталось под ногами… Не жди и не надейся! Разбей стекло! Освободись для жизни! В привычных дюнах пусть тепло, но в золотых песках не вырастить цветов…».

Она как будто замерла – мурашками покрылись руки. Она смотрела мне в глаза, отчаянно ища ответа.

О, Боги! Я влюбился! И нет пути назад – над следующей салфеткой я склонился: «Сейчас я встану и уйду. И я зову тебя с собою. Доверься мне! Стекло часов уже разбито…».

Глаза в глаза – невидимый тростник среди бушующих стихий Вселенной. В моих глазах она искала силу. В её глазах я пробуждал решимость. И было слышно, как бунтует её Сердце – душа и разум слились в битве огненных противоречий…

И, не сводя с неё уверенного взгляда, я осторожно встал из-за стола, забрал пиджак и медленно пошёл к своей машине.

Салфетки оставались на столе. И в этом для неё был выбор: оставить себе память о не сбывшейся любви или без памяти влюбиться в неизвестность…

На полпути меня узнал синьор Манеджи, но, слава Богу, даже виду не подал, хотя заметил – что-то здесь неладно – на Лауру тревожно посмотрел. Она же не сводила с меня глаз, не слыша больше даже Мирко – он обратился к ней с вопросом и сразу обернулся на меня. Конечно, он меня узнал, но даже встать не соизволил. Мне было вовсе наплевать – я просто шёл к своей машине.

Завёл мотор и задним ходом вывернул с парковки, остановившись на проезжей полосе – за мной немедленно скопилась пробка. А Лаура смотрела на меня не шевелясь и не моргая, боль прорастающей потери в своём Сердце ощущая. Я чувствовал её смятенье той же болью, но продолжал смотреть в её глаза достойно. Машины позади давай вовсю клаксонить, а я пытался её взглядом успокоить. Душою она вся была со мной, но в мозг вцепился тот, другой – засранец Мирко взял её за плечи и начал что-то грубо объяснять: он тыкал в мою сторону перстами, сей жест сопровождая красными очами, какие-то словечки на повышенных кричал – меня, похоже, грязным матом покрывал. А Лаура сидела и молчала: «Не уходи!» – глазами мне кричала. Дверь пассажирскую я настежь распахнул и Лауре многозначительно кивнул, мол, не волнуйся, я с тобой и уважаю выбор твой…