Григорий Лерин - Детектив из Мойдодыра. Том 3

Я мыслю – значит, я существую! Кажется, оставшись без тела, моя голова ударилась в философию. Я похлопал глазами и внимательно осмотрелся, но нигде поблизости знакомого человеческого тела без головы не обнаружил. Потом сообразил, что если Господь решил бы вдруг от меня избавиться по каким-то непонятным причинам, Он не рискнул бы швыряться собаками, опасаясь праведного гнева и санкций от представителей «Общества защиты животных», а использовал бы более гуманный способ. При современных технологиях и повальной компьютеризации можно просто подвести указатель «мышки», выделить черным цветом и нажать на «Delete». Или еще проще и дешевле – шарахнуть ломом.

Мы лежали рядом на траве. Овчарка глубоко дышала, делая большие паузы между вздохами. Из царапин на спине и боку и из разбитого носа сквозь намордник сочилась кровь.

Убедившись, что моя собственная голова осталась на месте, я подумал, что, возможно, сам оказался посланником Судьбы, собачей судьбы, естественно, чтобы бедному животному, опрометчиво прыгнувшему за кошкой или птицей, было не так жестко приземляться.

– Собака, ты давай, не умирай, – попросил я. – Иначе, какого черта я под тебя подставился?

Незнакомый двор продолжал жить своей жизнью, как будто ничего не произошло. Можно подумать, что падающие с неба собаки здесь такое же обыденное явление, как и падающие самолеты. Вокруг меня не толпились зеваки, надо мной не хлопотали мужественные представители министерства по чрезвычайным ситуациям, не голосили сердобольные бабушки, не радовались дети.

Я медленно повел подбородком в сторону, расширяя сектор обзора, и все-таки обнаружил присутствие человеческого разума. Двое «разумов» с интервалом в три-четыре метра продвигались в мою сторону от соседнего подъезда. Один шагал довольно резво и заинтересованно, другой отставал, запинаясь о собственные ноги, к тому же неэкономно расходовал силы на шевеление губами и выговаривание какого-то ему одному понятного заклинания. Третий «разум» дважды пытался подняться со скамейки, но невидимые иррациональные силы толкали его обратно. После третьей неудачной попытки он с удивлением и неприязнью оглядел скамейку и сгорбился, обхватив всклокоченную голову руками. Кажется, сдался.

– Подожди, мужик… Не двигайся…

Первый решительно шагнул на газон и, придерживая одной рукой полы пиджака, запахнутого на голой груди, опустился на колени и наклонился надо мной.

– Эй, не надо! Не надо ничего со мной делать! – решительно запротестовал я. – И вообще, ты бы, друг, зашел с подветренной стороны, а?

Он пошарил рукой у меня за спиной и продемонстрировал сломанную сигарету.

– Половинку – Толяну! – радостно объявил он. – Тебе-то уже не понадобится.

Его неслыханное великодушие оживило безжизненный двор.

– А что случилось? – раздался женский голос откуда-то сверху. – Мне из-за дерева не видно.

– Да вот, собака мужика загрызла, – ответил «разум» в пиджаке, задрав голову.

– Поразводили собак, житья никакого нет! На людей бросаются! Я сейчас в милицию позвоню!

Почему-то у меня и в мыслях не промелькнуло, что собака на меня бросилась. Я считаю, что не принадлежу к тому типу людей, на которых беспричинно бросаются собаки. Даже собаки в намордниках, то есть, заведомо невоспитанные и злые.

Я зашевелился и сел. Ароматный дядька стоял рядом со мной и отходить в сторону не собирался. Его присутствие действовало на меня, подобно нашатырному спирту.

– Собака тут ни при чем, – сухо пояснил я дереву, из-за которого доносился женский голос. – Я сам, кого хочешь, загрызу.

– Вот это мужик! – подбодрил меня «разум». – Сам, кого хочешь, загрызет! Слушай, а может, тебе сто грамм плеснуть?

– Может, и плеснуть… – Я осторожно ощупал плечо и саднящую шею. – Только пока не знаю – куда.

– Так в стакан – куда же еще! Ты давай полтинник – я сбегаю!

Подтянувшийся Толян остановился у поребрика и принялся меня разглядывать безразличными мутными глазами. Услышав про сто грамм, он заметно оживился. Третий компаньон тоже возобновил бесплодные попытки подняться со скамейки.

– Кллннч, что?… – выдавил из себя Толян вместе с пузырящейся слюной.

– Да вот, мужик собаку загрыз. Вот это мужик, да, Толян?

– Плтннк дает?

Весть о новом Мессии, раздающем полтинники, вероятно облетела округу со скоростью мысли, потому что через пару секунд, раскачиваясь на ухабах, между домами протиснулся микроавтобус «Скорой помощи» и остановился у подъезда. За «Скорой» довольно бойко семенила бабуля с хозяйственной сумкой в руке.

Из кабины выскочил веселый дядька с блестящим, глянцевым лицом, украшенным очками. Он брезгливо покосился на «Кллннча» с Толяном, по-честному деливших мою так и не прикуренную сигарету, утратил хорошее настроение и совсем уж неприветливо взглянул на меня.

– Ну, что, болезный, живой еще? Чего глазами хлопаешь? Раньше надо было хлопать. С какого этажа выпал? Ноги поломал?

– Нет, – ответил я.

– А встать сможешь?

Я неуверенно пошевелился и поджал под себя ноги.

– Смогу.

Он опять развеселился.

– Так беги в машину, чего ждешь-то?

Бабуля с сумкой вывернулась из-за микроавтобуса, подошла ко мне и потянула за руку, ворча:

– И шагу не сделают, чтобы ботиночки не испачкать! Хватай меня за шею, сынок, не стесняйся. Так, потихонечку и подымешься. А то ведь уедут, паразиты!

– Спасибо, бабушка, я сам.

Я поднялся на ноги. Сильно болело плечо, и каждое движение отдавалось под лопаткой, но кажется, этим и обошлось.

Я оглянулся. Собака так же безмолвно лежала в траве, вытянув морду. Она тоже смотрела на меня безучастными глазами.

– Ну, идешь?

– Иду, – отозвался я нерешительно. – Послушайте, доктор, взгляните, что с собакой. Может, ей можно помочь?

– Тебе что, совсем мозги отшибло? Давай, садись, или я уезжаю! – Он раздраженно рванул на себя дверцу микроавтобуса и пожаловался кому-то внутри. – Надо же до таких чертиков налопаться, чтобы вместе с собакой из окна вывалиться! А нам возись тут с ними!

– Ты смотри, Толян, что делают! Оставляют мужика! – ахнул «Кллннч».

И тогда Толян возмутился. Утратив напускную флегматичность, он не вполне членораздельно, но предельно искренне заявил, что наша голубая планета, к сожалению, далека от совершенства, и в мире полно грязных и отвратительных мерзавцев и извращенцев. Но оставлять мужика, который, вроде бы, пообещал полтинник, без оказания помощи могут только самые распоследние мерзавцы и извращенцы, у которых нет ни чести, ни совести, ни полтинника. На этот вопиющий факт Толян закрывать глаза не может, потому что с подобными негодяями он всегда вступал и вступать будет в суровые и бескомпромиссные половые отношения, используя при этом как традиционные методы и средства, так и нетрадиционные.