Григорий Лерин - Детектив из Мойдодыра. Том 3

Я бы принял его вопрос за неудачный намек заблудившегося рэкетира-любителя, если бы не это необычное обращение: «дружище».

– У меня нет.

Он расстраивался так же внезапно и безудержно, как и радовался. Мне показалось, что непонятный посетитель сейчас заплачет.

– Как – нет? – спросил он упавшим голосом. – Ты же этот… частное совместное охранное…

– Детективное агентство.

– Ну, да… А джипа нет?

– Нет.

Сгорбившись от непоправимого горя, он подошел к столу, взял шляпу и, шаркая подошвами по полу, направился к двери. Но перед тем, как покинуть кабинет, обернулся и с трепещущей в голосе надеждой спросил:

– А достать нигде не можешь? На время. На пару дней всего. Я деньги заплачу. Выручай, дружище!

Мое совсем не каменное сердце дрогнуло в предчувствии гонорара.

– Достать можно все. Особенно, на время. Ты чего так торопишься-то? Присядь.

Его лицо вмиг расцвело счастливой улыбкой, и я торопливо добавил:

– Только шляпу в руках держи.

***

Андрюха Зотов заработал кучу денег. Именно заработал, а не украл, именно кучу, а не миллионы, и именно денег, а не рублей. Год назад покинул он родной городок поселкового типа, где бесплатно трудился на речной верфи, и, поддавшись на уговоры дружбана-товарища, направился в далекую страну Грецию собирать клубнику.

Почти два месяца честно отгорбатился Андрюха на иноземных полях, но когда пришла пора расплаты, удержали с Андрюхи за визу, дорогу и скудный пансион две трети от обещанных шестисот долларов, и рухнули его мечты о большой золотой печатке до локтя и о шикарной, чтоб вся улица содрогнулась и натужно охнула, свадьбе с Надюхой.

Так что, сидели они с дружбаном-товарищем в греческом баре, распивали на двоих большую светлую бутылку местного анисового самогона и закусывали мятой клубникой из полиэтиленового пакета. А поставленные барменом на стол две глиняные тарелки, расписанные нимфами и кентаврами, игнорировали настолько презрительно, что больше бармен к их столу не подходил, лишь через плечо с опаской оглядывался. И не зря оглядывался, потому что грустно и погано было им на душе, и выплеснулась эта грусть наружу битьем красивых исторических тарелок и неприятно ухмыляющихся, некрасивых греческих лиц.

А у них в Греции так глубоко и искренне грустить, оказывается, не принято. Но удалось Андрюхе оторваться от погони, бросив на произвол судьбы не столь резвого дружбана-товарища, извивавшегося в руках полицейских с неуместно-торжествующим криком: «Ага-а-а-а, гады-ы-ы-ы! Все равно не возьмете!» И брел он на следующее утро по пересеченной гористой местности, и так бы и брел, сам не зная куда, если бы не встретил на пустынной дороге соотечественника Серегу в черном, похожем на маленький танк джипе.

И Сереге Андрюха по самый последний гроб благодарен, потому что отвез его Серега в небольшой приморский городок с бессмысленным названием Александропулос и помог устроиться сварщиком на судоремонтной рыбацкой верфи за целых пятьсот долларов в месяц. И сам обо всем договорился с начальником всех сварщиков – потомственным древним греком Мыколой Ковальчукакисом из Мариуполя, и обещал проследить, чтобы Андрюху не обижали. А потом уехал, не назвав фамилии и адреса, чтоб знать, куда варенье и грибы посылать, и даже на пол-литра за помощь с Андрюхи не вытряс.

Там и проработал Андрюха почти год, общаясь, в основном, с ржавым металлом пламенным языком резака и электрода, и чтобы не забыть родную речь, писал он Надюхе ежемесячно письма и по три раза вслух перечитывал. А потому как благородная и загадочная, и даже чем-то грозная Серегина личность, напоминающая любимого в детстве героя из фильма «Зорро», произвела на Андрюху неизгладимое впечатление, то писал он Надюхе, фигурально говоря, сильно приукрашенную недействительность. Что наладил в Греции большой бизнес, о котором даже и на бумаге обмолвиться нельзя, что разъезжает по стране в черном, похожем на маленький танк джипе с личным шофером и вооруженной до зубов охраной и частенько помогает обманутым соотечественникам, вроде незадачливого дружбана-товарища, вернуться домой или устроиться на работу.

А Надюха, стерва, не отвечала, оставляя Андрюху в полном недоумении и неизвестности относительно ее дальнейших жизненных планов и текущего морального облика. И только перед самым отъездом на родину получил он письмо от Ксюхи – Надюхиной сеструхи. И призналась Ксюха, что вышла Надюха замуж за того самого дружбана-товарища, увлекшего Андрюху в погоню за длинной греческой драхмой. Потому что дружбан этот и, с позволения сказать, товарищ, тоже в детстве смотрел фильм «Зорро» и, вернувшись, наплел, подлец, что целый месяц сидел в тюрьме за свободу и независимость простого греческого народа, гордо ожидая лютой смертной казни, а потом исключительно красиво сбежал, ловко перебив с помощью местного пролетариата охрану и прочих попавшихся под руку буржуев и кооператоров, вроде Андрюхи.

И еще очень просила в своем письмеце Ксюха, чтобы не забывал окунувшийся в чужую богатую жизнь Андрюха родные места и хотя бы иногда наведывался.

И потянуло Андрюху снова в греческий бар, но, вытащив из тайника связанный матушкой в дальнюю дорогу толстый шерстяной носок, набитый нетронутыми ежемесячными получками, он вдруг подумал, что замечательный человек Серега так бы никогда не поступил. И, удержавшись от малодушного соблазна, твердо решил Андрюха вернуться в маленький приволжский городок в загадочном черном плаще и в грозной черной шляпе, в большом джипе с личным шофером, и вот там уже так истошно гульнуть, чтобы с душераздирающим воплем содрогнулось коварное Надюхино сердце, и укусила бы себя Надюха за острый локоток, который всегда то нагло, то ехидно упирался в Андрюхины ребра в самых интересных эпизодах на дальней лавочке за клубом, и облилась бы Надюха покаянными горючими слезами, осознав, какую непростительно-подлую жизненную ошибку она совершила.

Из Греции направился Андрюха в Санкт-Петербург. И к дому ближе, и давно хотел побывать, потому что наслышан был, что называют этот город культурной столицей, а люди там добрые и отзывчивые, и всегда покажут самую короткую дорогу до Крестов или до других достопримечательностей, или до нужной автобусной остановки. И в чудесном городе Санкт-Петербурге, прямо в аэропорту, на прилавке обнаружил он вожделенную черную шляпу, а выйдя из здания, сразу уткнулся в черный джип.

Целых пять минут, не веря своей удаче, махал Андрюха перед лобовым стеклом стодолларовой бумажкой, подпрыгивая и выкрикивая название конечного пункта, пока не догадался, что для столичных джипов сто долларов – не очень большие деньги. Скупо вздохнув, добавил он еще полтинник и требовательно постучал по капоту. И тогда, наконец, выбрался из кабины гражданин ужасающе толстомордой наружности, и ухватил он огромными волосатыми ручищами Андрюху за новую шляпу, и надвинул ее зачем-то Андрюхе по самые плечи, превратив в воротник, сквозь который голова с треском вылезла наружу и растерянно захлопала глазами. А потом, видно, все же вспомнив об исторически присущем гостеприимстве, развернул Андрюху культурный петербургский человек в противоположном от джипа направлении, ткнул коротким пальцем в сторону автобусной остановки и напоследок дал такого страшного пинка, что не устоял Андрюха на ногах и еще метра два тормозил животом по асфальту.