Яков Шелль - Лукавая 7 степени (ироничная химия жизни)

Уже в детском саду она часто видела сверстников насквозь, знала их все тайны и маленькие хитрости; Яна была очень чувствительной, и эта особенность развилась впоследствии в способность даже на некотором расстоянии чувствовать людей, проникать в них, определять из цели, основные свойства, проблемы, задачи; ей было дано убирать их или уничтожать, или, наоборот, создавать новые цели или придавать недостающие свойства и способности. Вместе с тем, постепенно она потеряла интерес к играм, страстям, стремлениям, обидам и радостям. Яна начала сторониться грубости, ссор, криков, детской злобы, эгоизма.

Яна рано научилась читать. Новые книжки – новые миры!

В свои 13 лет она считалась у сверстников непонятным типом. Но что в ней было не понятного? Яна, как и они, ходила в школу, жила с родителями, была одна в семье, одевалась не более вызывающе, чем остальные, не привлекалась в полицию, не подрывала устои, не грабила, не курила и потому не просила сигарет у прохожих, вино избегала, читала запоем книги.

Но на самом деле слишком мало общего было между ей и сверстниками, больше было различий. Вот различия и делают одного в глазах другого то ли странным, то ли баламутом, то ли больным типом.

Десятый «А», в котором она, 13 летняя, училась вместе с 16 летними подростками, поголовно грезил Американском, и единственным предметом, на котором все были помешаны, был английский. Учились хорошо, даже ревностно, чтобы успешнее драпануть. Там не нужны неучи и слабаки, это они знали твердо. И там надо сделать карьеру, это они тоже знали. В своей стране возможности для честолюбивых планов были ограничены. Наверно, только Яна не грезила Американском, а если быть точной, рассматривала ее мысленно только как соперника, даже противника. Противника страны, в которой она жила; противника, который мешает, замедляет всеми средствами ее процветанию, ее развитию; противника, который присвоил себе право решать судьбы народов мира. И потому она тоже тщательно и даже ревностно изучала английский и все, что попадалось про Американск.

Ее сторонились. Яна была странной и молчаливой, а нет человека более чудного и странного, чем молчальника. Никто не знает, что у него на уме, чего он хочет, какие у него намерения, планы, чего от него ждать. Тем более, что она была младше всех на 3 года. Тем более, что она была всегда задумчивой и если ее окликали по имени, она сначала как бы выплывала на поверхность бытия и озиралась, чтобы сориентироваться на местности.

Молчаливость ее имела и другое объяснение: она видела своих сверстников насквозь, и потому лишний раз спрашивать, чем ты занимался, или как дела, или какие у тебя намерения, ей не приходилось.

Не только однообразная, убогая жизнь и мелкие свойства людей отталкивали ее. Однажды она поняла, что ее отчуждение была на самом деле отчуждением и удалением от себя самой, отсталой, неинтересной, прежней. Еще в детском саду она обнаружила, что в ней живут всякие люди, и плохие и хорошие, вредные и добрые. Но о многих людях в себе она еще не знала, только чувствовала, что они есть, но то ли спят, то ли еще только нарождаются. За многие прошлые события и поступки ей было стыдно, воспоминания о них походили на встречу со слюнявым человеком, ей становилось неудобно. И от себя той, которая совершала эти поступки, за которые ей сейчас было стыдно, она хотела уйти, избавиться от себя, злой, эгоистичной, тщеславной, мелкой. Яна хотела найти в себе лучшую, чистую, с которой было бы интересно и полноценно жить. Но ее еще не было.

Помнилось ей, одно время она мечтала о контрразведке, такая загадочная, романтичная профессия, думала она. Хотя Яна в конечном счете закончила химико – психологический факультет столичного института имени Франсуа Лавуазье и работала Главным советником министра развития, способностей и целей, она бы с большим удовольствием окончила какую-нибудь разведшколу. Ума у нее, как она считала, для разведчика было достаточно, но здоровьем не вышла; ведь для разведчика важно не только быстро соображать, проникать в тайны людей, но и заметать следы, то есть быстро бегать. Мечты о разведке, а также контрразведке, таким образом, пришлось оставить.

Хотя ее зовут Яна Лукина, еще в институте сокурсники прозвали ее "Лукавой 7 степени“ потому, что она разработала и освоила ряд особых, уникальных, психо-химических методов работы с иностранными агентами, с клиентами государственных органов, в которых есть сомнение, с потенциальными коррупционерами, с мошенниками, да и просто с отдельными умами и характерами.

Эти своеобразные методы она объединила общим термином «Лукавство» и потому ее с полным правом можно считать матерью российской химической психологии. Но и по природе Яна смешливая, любит юмор, дурачество, иронию и на многие явления жизни смотрит просто со смехом, часто улыбается, но, бывает, и недоумевает, размышляя над жизнью. За эти такие свойства друзья называют ее Лукавой. Так эта кличка и стала ее новым именем, а цифра 7 добавлена больше для смеха, хотя тоже имеет свой смысл.

Сейчас ей 32 года. В 30 лет она стала доктором химико – психологических наук. Ее диссертация называлась «Царство счастья». Постепенно, под влиянием ее лукавых методов работы с людьми у нее сложился лукавый взгляд; она стала смотреть на происходящее вокруг нее иронично, стала видеть невидимое, и этого невидимого оказалось больше видимого, намного больше того, что лежит на поверхности и освещается светом. Но невидимое освещается только мыслью и фантазией; в невидимом находятся причины, пружины видимого. Видеть невидимое практически означает понимать происходящее в видимом мире. И, главное, в человеке.

Каждый человек живет в своем мире. И у нее, Лукавой 7 степени, он есть, и в нем свой миропорядок, каким он ей представляется, по ее схемам, ее набору ценностей, ее вкусам. Да, именно так!

Великие, обычно, при изучении себя, доходят до самых своих корней! Но она пошла еще дальше, в познании себя она дошла до самих истоков человечества, откуда она, и всякий живший когда-то и ныне живущий, собственно и начинается, с истоков, кто с райского сада, а кто с пещер. Этот интерес к прошлому сделал ее историком. Таким образом, она, по интересам, являлась химиком, контрразведчицей, психологом, мыслителем, писательницей.

Да, признавалась она себе, она присвоила себе право смеяться над постепенным уходом основных высоких ценностей – философии, оперы, балета, филармонии, чести, совести, нравов, умного управления, мудрых взвешенных решений, глубоких серьезных книг. Над идущим им на смену стадионам, концертам, пляжам, курортам, мобильникам, бесконечным сериалам и детективам. Над мельчанием духовной жизни. Над появлением и распространением мелкого, развлекательного, бездумного, сытого. И если в жизни человека все больший удельный вес занимают сытость, беспечность, удовольствия, поверхностность, обеспеченность, безопасность, то ей ничего не остается другого, как все эти процессы и явления хвалить и поощрять! В этом ее ирония! В этом ее смех. И не только в этом. Больше всего в ней любви к отечеству, а его защита и процветание – ее первая и важнейшая задача.