Татьяна Стекольникова - Правило злых одноклассников

Разговаривать с издателем о своих проблемах ей расхотелось. Не тот Погонов человек! Не может он женщину понять. Потому что не женщина!

Аполлинария сидела в своем любимом сквере, на своей любимой лавочке, подставив солнцу лицо. На коленях лежала пачка исписанных с двух сторон листов – рукопись, которую Погонов подсунул ей, а она не смогла отвертеться.

Последние теплые денечки… Але видна и ее улица, и ее дом, и даже овощной ларек, где еще весной можно было поговорить с Продавцом бананов. А теперь в лавочке торчит вьетнамец Динь. Когда Аполлинария подходит к киоску, Динь улыбается, демонстрируя ей все свои зубы – большие, частые и странным образом растущие вперед. Вьетнамец и Аля – друзья. С тех самых пор, как Динь работает в овощной лавке вместо Продавца бананов. Аполлинарии нужно дружить с вьетнамцем, чтобы Динь снабжал ее самыми свежими фруктами для Барбароссы, который, перейдя в собственность Али, вдруг сделался необыкновенно привередливым. Но видеть вьетнамца вместо Продавца бананов грустно. А вот Динь просто радуется ей, потому что Аля с ним разговаривает, больше ему и поговорить-то не с кем – все его приятели и родственники во Вьетнаме, а здесь он друзей до сих пор не завел…

Аполлинарии вдруг захотелось услышать Продавца бананов, как он говорит «Ал-ло!» – с ударением на первую «А». От этого «ал-ло» захватывает дух, будто она прыгает с высоченного утеса в океан, летит, летит, а до воды все еще бесконечно далеко…

Она достала из сумки телефон и даже нашла в контактах Продавца бананов, но звонить не стала, а, кое-как справившись с сердцебиением, которое всегда начинается у нее при мысли об этом мужчине, снова сунула мобильник в сумку, на самое дно. Сначала надо разобраться с Гущиным…

Если не думать о том, что Максим позвал ее в загс, но они так и не расписались, все остальное ее устраивало. Как-то сразу получилась жизнь, удовлетворяющая обоих. Гущин закидывал Але на карточку деньги на хозяйство и всегда сам платил за покупки, если они бывали в магазинах вместе. И даже иногда оставлял на консольном столике в прихожей наличные, говоря: «Побалуй себя». И получалось, что Аля могла бы и не работать в издательстве… Но она продолжала сочинять свои и чужие романы, деля время между компьютером и домашними делами: готовила еду, и Макс всегда хвалил ее стряпню. Наводила порядок – и Гущину нравились уют и чистота. А как-то, в свой выходной, он, без просьб со стороны Аполлинарии, отремонтировал и прибил все, что было сломано, расшатано, растеряло винтики, не включалось, не грело, не вращалось или годами ждало своего гвоздя. И теперь в квартире Аполлинарии отсутствовали капающие краны, не скрипели и не повисали на одной петле дверцы буфета, утюг, миксер и кофемолка работали как часы, а старинная полочка, та, что оставила Аполлинарии соседка-старушка Глафира Петровна вместе с кое-какой своей антикварной мебелью, наконец красовалась над консольным столиком в прихожей. Аля с удовольствием стирала и наглаживала любимые рубашки Гущина – бледно-серые или голубые в тонкую карандашную полоску, дорогие и многочисленные. Хорошие рубашки – слабость Максима, она и сама их ему покупала, если встречалось что-нибудь оригинальное, вот недавно с запонками подарила… Возможно, его ненормированный рабочий день, часто до следующего утра, мог кого-то вывести из себя. Но не Аполлинарию. Во-первых, она понимала, что жить со следователем совсем непросто, такая уж у Гущина работа, а во-вторых, ей, привыкшей к одиночеству, для общения вполне достаточно его редких выходных или неожиданных, средь бела дня, поездок на природу, просто вдвоем посидеть на травке. Аля с Максом даже в кино выбирались, но решили, что не стоит тратить время на просмотр ерунды в окружении жующих или уткнувшихся в мобильники людей. Может, просто с фильмами не повезло? С Жоркой Шишкиным было иначе. Никаких кинотеатров, никаких нежных бесед по ночам после секса… А с Гущиным, хотя никого в квартире, кроме попугая нет, они долго шепчутся в постели, обмениваясь взглядами на жизнь, предпочтениями, мечтами и поцелуями…

Аля со вздохом посмотрела на начинающую желтеть березу – жаль, лето прошло…

Она снова начала листать рукопись. Между страниц оказалась визитка: «Габриэлла. Магия. Помощь в критических ситуациях». «Габриэлла» написано и на титульном листе рукописи. Одно имя, фамилии нет. И имя явно вымышленное! Она повертела в руках визитку: готические буквы и красно-оранжевые языки пламени… Эта Габриэлла не поскупилась на визитную карточку: в цвете, на бумаге Touche cover. Это такая особенная бумага, дорогая, с двух сторон покрыта латексом. Будто лепесток розы в руках держишь – прохладный и шелковистый… Аполлинария даже понюхала визитку. Пахнет табаком, как и рукопись. Габриэлла – а дымит, как паровоз! Или кто там за нее писал… И дела у этой помощницы в критических ситуациях вовсе не плохо идут, раз она такие дорогущие визитные каточки может иметь и всякий бред за свой счет издавать. А откуда денежки? Добрые люди платят за приворот и еще бог знает за какие штуки. И Аля представила длинную, плотную и кривую очередь из добрых людей – наподобие той, в которой она стояла однажды в начале девяностых в Москве, чтобы попасть в самый первый «Макдональдс». Габриэлла пользовалась спросом.

– Вот куда надо идти рассказывать о Гущине, к гадалке! – произнесла Аполлинария, уверенная, что проблемы решаются быстрее, если их проговорить. – К гадалке – это как эффект купе: можно все о себе выболтать незнакомому попутчику, и не страшно, что раззвонит. Вышли из поезда – и забыли друг о друге!

Две мамаши, катившие перед собой коляски с невидимыми младенцами, переглянулись и ускорили шаг, чтобы быть подальше от тетки, разговаривающей сама с собой.

Аля усмехнулась:

– Наверное, решили, что я городская сумасшедшая. Хотя никого сейчас не удивишь и не напугаешь бормотанием себе под нос. Сплошь и рядом люди пользуются всякими микрофонами с проводками и без проводков, чтобы не держать мобильники в руках.

– И то, что я редактирую ее рукопись, не помешает сейчас с ней пообщаться, – продолжала рассуждать вслух Аполлинария. – Девяносто процентов авторов, с чьими опусами я имела дело, меня в глаза не видели. Если уж было так необходимо, общались по телефону…

Она нашла на визитке номер сотового, и ей сразу ответили:

– Габриэлла слушает вас!

Женщина старалась говорить низким проникновенным контральто.

– Я хотела бы к вам прийти. Если можно, прямо сейчас, – Аля не надеялась, что получится нанести визит Габриэлле сегодня, вдруг у той очередь из посетителей от двери до дороги?

В телефоне чем-то пошуршали и ответили: