Ренат Янышев - Чёрный шар для кандидата

Все с воодушевлением расписались под «ответом Чемберлену», и в принципе, столбец фамилий под воззванием стал выглядеть неслабо: сплошные к.п.н. и д.п.н., профессора и доценты. А профессор Румянцев (так сказать, брэнд нашего института на международной арене), внезапно воодушевившись всеобщим порывом, изъявил желание лично вручить ноту.

Я пыталась протестовать, поясняя, что завтра принесу свои протоколы и комиссия убедится, что все по-честному, без подлогов, но Румянцев, пристроив трость под подмышкой, как денди, отправился к Белявской.

Во время заседания я совсем было успокоилась, но уже в конце рабочего дня, когда садилась в ласточку, то с неудовольствием обнаружила, что на меня уставился Пупс, прохаживавшийся по аллее между корпусами. У него даже бровь приподнялась от удивления. От хорошо просчитанного удивления. Такого, чтобы я заметила. Вот ведь гад.

Что, разве не может быть у простого преподавателя психологии машины? Ну «Пежо-206», ну и что? Ничего. Да только я чуть не воочию увидела, как в голове у Пупса зашевелилась мерзким змеиным клубком масса вопросов, преимущественно нелицеприятных.

Хлопнув в сердцах дверью, отчего ласточка негодующе вздрогнула, я завела двигатель и, не дожидаясь пока он хоть немного прогреется, рванула с места. И выворачивая на Московский проспект, в зеркале заднего вида заметила, что Пупс провожает меня иезуитским взглядом…

…Дома, прямо в дверях, меня встретила Кармелита. Она вертела хвостом, как пропеллером и преданно заглядывала в глаза. Я разделась, гадая, к чему бы это и на всякий случай решила пройтись по квартире. Но, едва зайдя в кухню, поняла причину такого поведения – моя любимая кофейная чашка приказала долго жить. Кто-то её разбил вдребезги, смахнув со стола. И я догадалась кто. Кармелита осторожно следила за мной, не переступая порога кухни, но я её поманила к себе и, ухватив негодницу за ухо, грозным голосом спросила:

– А ну, признавайся, кто это сделал?

Только овчарка вдруг жалобно заскулила (хотя за ухо я ее потрепала совсем не сильно) и, вырвавшись из моих рук, бросилась в комнату. А уже оттуда донесся сердитый лай. Я поспешила на зов. Кармелита, припав к полу, яростно облаивала что-то под диваном. Пришлось и мне заглянуть туда. А там преспокойно спала (вернее делала вид) Кэри.

– Так это ты разбила мою чашку? – ахнула я.

На что кошка лениво открыла глаза и, потянувшись, сменила позу.

– Ах ты, сиамская тварь! И ты даже не хочешь повиниться? – рассердилась я. – Тогда и я на тебя обиделась! Пока не извинишься, я с тобой разговаривать не буду!

Мой спич воздействия не возымел. Кэри лишь нервно дёрнула хвостом, словно говоря:

– Ах, отстаньте от меня!

Ладно, я поднялась с пола и пошла на кухню убирать осколки, а заодно покормить вкусностями едва не пострадавшую от облыжного обвинения Кармелиту. Так вдвоём мы и просидели: я нагрузилась кофе, овчарка насладилась сахарной костью (такой увесистой костью, там и мяса было немало). К слову сказать, Кэри так и не появилась.

Лишь теперь я занялась, собственно делом. Для чего повытаскивала из секретера свои папки с материалами. Кошмар! Сто шестьдесят пять человек! Мой почти четырёхлетний труд!

Стопка получилась внушительная. В моей сумочке для такой прорвы места, разумеется, не предполагалось изначально, а портфель имелся единственный – Верницкого. Но не показываться же мне с мужским портфелем в институт? Поэтому я выбрала полиэтиленовый пакет поновее и уложила приготовленные бумаги в него. А чтобы не забыть утром, положила на самое видное место в коридоре, на пуфик.

Вдохновившись содеянным, я решила разгрести прочие завалы в секретере. И закипела работа. Я привела в порядок книги, кассеты, диски, и прочее, и прочее. Но больше всего места занимали черновики, рукописи, старые записи и прочий рукописный хлам, окружающий психолога. Кроме того, многие вещи я уже успела занести в чрево компьютера и теперь мне вся эта макулатура была не нужна.

Бедлам в комнате достиг высшей точки, когда домой заявился Сергей и стал шумно требовать ужин. Однако я предложила ему на выбор: либо он сам себе что-нибудь сварганит, либо подождёт, пока я закончу.

Сергей предпочёл пассивное времяпрепровождение и, развалившись на диване, стал наблюдать за моими действиями. Однако надолго его не хватило, и он принялся посвящать меня в подробности своей строительной эпопеи: и где трубы дешевле, и где какие скидки, и что он слышал в очередях про безалаберных рабочих.

Я слушала вполуха, просматривая листы и раскладывая по стопкам. А заодно соображала, что бы этакое приготовить на ужин. Наконец, секретер явил собой образец порядка и чистоты, а на полу набралась целая кипа бумаг, готовых к выбросу, которые я и рассовала по мешкам.

Тут весьма кстати вернулась Наташка. Я вышла в коридор, встретить дочку и заодно озадачить. Наташка с порога шумно упала прямо на пуфик, свернув с него мой заветный пакет на пол, и тут же принялась открещиваться от чистки картошки и прочих кухонных задач.

– М-а-а! Ну ты не представляешь, как я устала! – заныла маленькая скандалистка. – Дай хоть полчасика отдохнуть.

– Между прочим, я с твоим отцом тоже не в бирюльки играла, – парировала я, но это не возымело положительного результата.

Дочка перебазировалась к себе в комнату и демонстративно заняла горизонтальное положение, отделившись от окружающего мира наушниками, из которых тут же послышалось: «тум… тум… тум… бам». Меня это так возмутило, что с полминуты я простояла в дверях, испепеляя взглядом лентяйку.

Но тут решение пришло само собой. Я вернулась к Верницкому и заявила:

– Собираемся! Ужинать будем не дома, а куда-нибудь отправимся. Разведаем какой-нибудь новый ресторанчик. А эта… будет наказана.

Я написала дочке записку весьма угрожающего характера, где ей предлагалось самой себя покормить (из того, что будет найдено в холодильнике), а также произвести у себя в комнате (а лучше по всей квартире) генеральную уборку, если она хочет получить на следующую неделю деньги на карманные расходы, а также на оплату ее телефона. И если к нашему возвращению это не будет сделано, то я явлю себя в гневе.

Сергей явно обрадовался такому повороту и уже через минуту был готов к походу. Со мной дело обстояло не так быстро, но поскольку макияж следовало только подновить, то через пятнадцать минут мы тихонько, на цыпочках, покинули квартиру.

Вечер прошел замечательно. Мы отправились в итальянский ресторанчик на Петроградке и не пожалели. Почти пустой зал (что было нам только на руку) и замечательная кухня. Под деликатесы и вино, под звук рыдающей гитары в руках длинноволосого юнца, весьма похожего на итальянца, мы вдруг пустились в ностальгические воспоминания.