Екатерина Сердюкова - Рай №2

– Кстати, в свободное время Босх торговал овощами на рынке. Забавно, не правда ли? Где гений – и где овощи.

Рассматривая картины Аарона ван Акена (сиречь Босха) и занимаясь вычленением из каждой иллюзорных мифических объектов, можно было провести на выставке целый день. Но дома меня ждали родные люди, далекие от мира искусства, которым я обещала пожарить котлеты и испечь вкусный пирог. Прозаично, зато с любовью.

Выходя из здания музея, я заметила супруга нашей Маргариты. Прислонившись к мраморной колонне, он курил и, отставив вперед правую ногу, рассматривал носок своего ботинка. Словом, скучал в ожидании жены. Узнав меня, кивнул и заторопился навстречу Маргарите, которая шла вслед за мной. Рядом – наша уборщица, на ходу что-то запихивающая в свою сумку.

– Тетя Алевтина, буфет-то нашли? – улыбнулась я.

– А как же! Только цены там за непропеченные пирожки, я тебе скажу, похлеще, чем на вокзале. Лучше дома сама приготовлю – дешевле и вкуснее выйдет.

Я покачала головой: конечно, домашняя еда она и в Африке домашняя.

Вечером этого же дня, уложив спать своих мужчин, большого и маленького, я осталась на кухне пить чай и читать (наконец-то!) найденную рукопись. Первые несколько страниц были заляпаны потекшими чернилами, и мне с трудом удавалось разбирать текст. Но, напрягая глаза и отчаянно борясь со сном, оторваться от дневника уже не могла. Каждая его страница увлекала в мир чужих переживаний и забот, заставляла вспоминать эпизоды из своей собственной истории жизни.

Перевоплощение первое. Земледелец

«В этот мир я пришла уже в десятый раз. Прежние воплощения моей души были разными, я была и мужчиной, и женщиной , и видела только те моменты в жизни себя – точнее, себя в чужом теле – которые были самыми важными, поворотными в судьбе. Я «вспомнила» себя в теле испанского рыбака и английского доктора, француженки-куртизанки и сербского цыгана. Я умирала и воскресала снова, а Он (если на самом деле существует) там, наверху, все видел и подкидывал мне испытание за испытанием.

Близкие люди покинули меня рано. Слишком рано, для того, чтобы я хорошо их запомнила. Мать умерла, когда мне было три, и с годами ее лицо стерлось из моей памяти. Я терпеть не могла имя, которое она дала мне при рождении. Наверно, в честь любимого сорта винограда. Что может быть смешнее, чем когда тебя окликают по имени, и ты представляешь себя спелой виноградной гроздью. Сестру-близнеца отвоевал в свою новую семью отец, и я тут же позабыла о ее, как, впрочем, и его, существовании. Я осталась на попечении бабули, которая продала свою однушку, и мы спешно переехали в другой город, туда, где жила бабулина младшая сестра. Никакие грустные события раннего детства мне больше не вспоминались, и мы мирно прожили следующие пятнадцать лет. А потом я осталась одна. В городе, так и не ставшем мне родным, большом, суетном. Я ненавидела крик его улиц, шум площадей и подземок. Ненавидела и жила, потому что идти мне было некуда, и нигде меня не ждали.

С самого раннего детства моей страстью были будильники. Вернее сказать, их внутреннее содержание. Большой и маленький, круглый и квадратный, каждый из них, новый, только что купленный, сразу становился объектом моего пристального изучения. Механизм открывался, тщательным образом рассматривался и, понятное дело, уже больше не исполнял положенных ему функций. При обратной сборке у меня обязательно оставались лишние детали. Почесывая затылок, я надолго задумывалась о починке, потом злилась, потом расстраивалась и, в конечном итоге, обреченно вздохнув, шла сдаваться на милость бабули. Вспоминая об этом, я надеялась понять, чем же меня так привлекали игры в юного часовщика. И только позднее поняла: огромное желание проникнуть в самую суть вещей, найти то, что подсказало бы мне ответ на вопрос – откуда и куда идет время. Что было вчера и что будет завтра, когда стрелки сделают полный оборот и вернутся на круги своя.

А потом я научилась выходить в астрал. Ничего сложного – засыпаешь, концентрируешься, вызываешь осознанное сновидение, и готово. Хотя, может, это я такая способная была. Изучение нового давалось мне легко и без особых усилий. «Получается то, что тебе действительно интересно и во что ты веришь», – как-то сказала моя одноклассница.

Сколько себя помню, у меня в портфеле, дома и в школе, в трамвае и на природе, всегда была с собой книга. Любая, фантастика, роман, неважно, лишь бы это были шуршащие страницы, слова и предложения. Поэтому уже в семнадцать лет, поступив в институт, я обзавелась очками с толстыми линзами и глубокой морщиной на переносице.

Закончив обучение с дипломом лингвиста, устроилась на работу в издател ьство в качестве корректора. Несколько лет мечтала о редакторской должности, но так и осталась в кресле «буквоеда». Теперь, вспоминая эти времена, я понимаю, что была счастлива, несмотря на то, что жила в общежитии, считала до зарплаты в кошельке свои скудные средства и частенько брала подработку на дом, чтобы свести концы с концами. Хорошо помню восхитительный запах краковской колбасы и кильки в томате.

Так вот, еще в школьном возрасте я узнала о теории Пифагора. Древнегреческий философ развил ее после того, как, отправившись в юном возрасте в Египет набраться мудрости у тамошних жрецов, тоже стал обладателем тайных знаний. Уже в преклонном возрасте он разработал числовую систему в виде квадрата, где по дате рождения можно было рассчитать количество своих прошлых жизней и их земное воплощение. Он верил, что после смерти душа человека возвращается на землю и находит себе новое тело. При жизни философ не писал трактатов, поэтому дошедшие до нас сочинения принадлежат лишь перу его современников и могут трактоваться неоднозначно.

С точки зрения религии, как христианства, так и ислама, реинкарнаци я и теория прошлых жизней – не более чем теория, не имеющая под собой никакого основания. Не видели – значит, ничего этого нет. Но ведь Бога тоже никто не видел…

Ночью, мучаясь бессонницей (когда перед глазами то и дело проплывали мир иады букв и знаков препинания – отголоски рабочего дня), я снова и снова возвращалась в то состояние, когда уже не отличить сон от яви и реальность от фантазии. Погружаясь в так называемое контролируемое сновидение, я словно смотрела на свою жизнь со стороны. Хотя, не совсем на свою – жизнь моего прежнего духовного перерождения в новом теле. Я точно знала, что жила всегда. Родившись во времена Иисуса, потом я приходила на эту землю еще много раз. Может, у людей, как у кошек, девять жизней? А может пятнадцать, как утверждал Пифагор? Узнать этого мне так и не удалось».