Екатерина Сердюкова - Рай №2

Ревекка по-прежнему лежала, отвернувшись к стене, и не шевелилась. Аа рон провел рукой по голове жены, волосам, ставшим в последнее время тусклыми и жесткими. А ведь раньше они так гордились ее блестящей черной, как смоль, копной до пояса. Мужчина вспомнил, как в жаркие дни она бережно откидывала волосы за спину или перевязывала лентой. Потом он погладил ее затылок и тихонько позвал:

– Ревекка, ты спишь? Как ты себя чувствуешь?

Женщина не отозвалась. Тогда Аарон осторожно взял ее за руку, покоившуюся на груди, и она безжиз ненно свесилась с кровати. Мужчина почувствовал, как холод наполнил его внутри и прокрался в самое сердце. Он еще раз позвал супругу по имени, потом еще и еще. Наконец, Аарон все понял, и колени его подкосились. Он медленно осел на земляной пол и прислонился к кровати. Так и просидел, пока солнце не опустилось за горизонт и не воцарились сумерки. В этот момент он даже не вспомнил про детей – ни о мозолистых ладошках дочери, которая до сих пор трудилась во дворе, ни о сыне, который все еще не вернулся с колодца.

Ревекку похоронили поутру, когда на земле обетованной еще не воцарилась жара, и солнце не припекало склоненные в скорби головы детей и Аарона. Он сам о бмыл и спеленал тело жены, положил на носилки и маленькая процессия, включая живших неподалеку супругов Эноша и Марии, двинулась за город, к общинной усыпальнице. В глазах мужчины больше не было слез, они лишь опухли и покраснели от бессонно проведенной ночи. Дети, словно повзрослевшие за один только день, притихли и оцепенели.

Согласно еврейской традиции, погребение прошло быстро, тело женщины оставили на каменном полу в пещере и отправились домой. Самый важный завет – похороны на земле отцов – был исполнен.

И жизнь потекла дальше. Аарон так же вставал до рассвета и, прихватив кувшин с водой и лепешку, отправлялся в поле. Дети оставались на хозяйстве. Елиз авета молола муку для выпечки хлеба, потом шла на ручей стирать белье. Иаков выполнял работу по двору, приносил воду и присматривал за животными. Вечером загонял их в пристройку на нижнем уровне дома. Потом они с сестрой, голодные, садились и ждали отца. Между собой почти не разговаривали. Каждый переживал горе внутри себя.

Однажды, возвращаясь с поля, Аарон встретил на дороге высокого старца, одетого в красные одежды, с короткими вьющимися волосами и небольшой оклад истой бородой. Лоб его был испещрен глубокими морщинами, словно он часто и подолгу задумывался о чем-то важном. Мужчине этот человек был не знаком. В то время как все жители деревни знали друг друга и близко, и просто в лицо, здороваясь при встрече, старец вызвал интерес у Аарона. Когда он медленно прошел мимо, тот оглянулся, потом спросил у идущего следом Ламеха, с которым они вместе работали в поле, не знает ли он незнакомца.

– Это апостол Иоанн Богослов, сын Зеведеев. Миссионер прибыл с Патмоса, где был в ссылке. Говорят, он исцеляет больных и воскрешает мертвых. Помнишь Игнатия, который сломал ногу на строительстве жилища богача Фомы? Вчера видел его – бегает пуще прежнего.

Аарон почувствовал, как бешено забилось его сердце, когда, попрощавшись с товарищем, он отправился домой, забыв посреди дороги пустой кувшин. Весь путь он о чем-то лихорадочно размышлял, насупив брови, и его бросало то в жар, то в холод.

На следующий день от Ламеха он узнал, как ему можно отыскать старц а Иоанна. Тот жил в небольшом скромном доме на окраине деревни и, прибыв туда, Аарон увидел вереницу людей, выстроившихся в очередь у двери миссионера. Кто-то возбужденно разговаривал с соседями, стоявшими перед и после в ряду страждущих, размахивая руками и округлив от изумления глаза. Другие же стояли тихо и словно бы были погружены в свои переживания и чаяния.

Заняв очередь, Аарон отошел в сторону и присел под сенью огромной оливы. Погрузившись в свои невеселые мысли, он и не заметил, как наступили сумерки. К азавшийся нескончаемым, людской поток заметно уменьшился. Из дома проповедника вышла женщина и поставила рядом с порогом зажженную лампаду. Потом так же неслышно зашла внутрь, а следом за ней – следующий из очереди просящих.

Аарон вошел в дом старца только поздней ночью. Сняв у двери сандалии, он ступил на каменный пол и тут же ощутил на своих ступнях лед яной холод. Иоанн сидел, опершись на посох, за деревянным столом. На полу лежал грубый матрас, набитый шерстью, и шкура козы, служившая, вероятно, подушкой. На окне – масляная лампа, точно такая же, какую вынесла женщина. Никаких других вещей в обстановке жилища не было. Несколько секунд хозяин и гость просто смотрели друг на друга. У Аарона от волнения пересохло в горле, но, прокашлявшись и поприветствовав старца, начал говорить.

Мужчина рассказал о своей семье, годах счастливого брака с супругой, люб имых детях. И в конце поведал свое желание. Даже ему самому оно казалось безумным, поэтому Аарон очень боялся, что Иоанн ему откажет.

– Значит, ты хочешь, чтобы я оживил твою жену?

Мужчина молча склонил голову и от волнения то сплетал, то расплетал пальцы рук.

– Я могу вернуть твою Ревекку в ее прежнем обличии, с ее красотой и здоровьем, но души твоей супруги уже не будет в ней. Она уйдет к небу, а через время, год, два года, век, никому про это не известно, зародится в новом теле. Хорошо подумай, прежде чем дать мне свой ответ. А как надумаешь, приходи. Больше мне сказать тебе нечего.

Три дня и три ночи думал Аарон. А на четвертый, едва рассвело, он, поцеловав еще спящих детей, снова отправился к ста рцу.

Ревекка вернулась домой, когда солнце уже скрылось за горизонтом, и на небе показался ярко-желтый круг л уны. Она тихо проскользнула в дверь, которую Аарон предусмотрительно не запер на засов и, закутавшись в плащ, легла на кровать, ставшую недавно ее смертным одром.

Наутро, проснувшись, женщина увидела возле своей постели детей, которые сидели на полу, поджав под себя ноги, и с любовью на нее смотрели. Потом в дом вошел худощавый мужчина в тунике, вытер об одежду свои руки и тоже подошел к Ревекке. Он улыбался, и глаза его сияли неподдельной радостью.

Так жизнь в семье Аарона, казалось, снова вошла в прежнее русло. Ревекка снова стала вести домашнее хозяйство, ходить за водой и заботиться о детях. Днем она пекла хлеб и лепешки, а вечером шла на ручей стирать одежду или штопала туники, сидя во дворике перед домом.