Дарья Донцова - Концерт для колобка с оркестром

Одевалась семья в ГУМе, в специальной секции, куда допускались лишь избранные, питалась заказами из, как тогда говорили, кремлевского распределителя, летом переселялась на государственную дачу. Никаких деревянных будок во дворе, колодца и керосиновых ламп. Та же благоустроенная городская квартира, но в лесу. У отца была персональная «Чайка», естественно, ею управлял шофер. А еще семейство обслуживали горничная, кухарка, папин секретарь. Мама работала над диссертацией, Людочка ходила в школу.

Одним словом, полнейшее счастье и материальное благополучие.

Папа умер, когда Люда собиралась поступать в университет, на факультет журналистики. Умение ясно излагать свои мысли на бумаге девочка получила от мамы. Соня, хоть и стала историком, обладала определенным литературным даром, писала неплохие рассказы и при жизни мужа публиковала их в разных журналах. Злые языки поговаривали, что Сонечка графоманка и печатают ее лишь из страха перед гневом всесильного мужа, но Люде мамины опусы нравились – милые, незатейливые истории о женщинах, в основном о тех, кто пытался изменить мужу. Что важнее, любовь или долг? Таким вопросом в основном задавались главные героини Сониных произведений и всегда отвечали: семья превыше всего. Сонечка даже выпустила небольшую книжку, и ей предлагали вступить в Союз писателей. Но она категорически отказалась и, несмотря на уговоры мужа, не стала подавать туда документы.

К чести бывших коммунистических руководителей, следует отметить, что вдов своих товарищей они никогда не бросали в беде. Сонечке платили за мужа и оставили все льготы: продуктовый набор, ателье, одежную секцию ГУМа, возможность покупать в спецмагазине книги. Ее не открепили от поликлиники, раз в год давали путевку в элитный санаторий. Вот дачу отобрали, она досталась другому высокопоставленному лицу, черной «Чайки» с шофером тоже не стало, в остальном же жизнь текла по-прежнему.

Смерть супруга никак не повлияла на отношение коллег к Софье. Ей выражали соболезнование, выделили энную сумму от профкома в качестве материальной помощи, а две аспирантки помогли Соне организовать стол на девять дней. Поминки были пышные, и оплатили их на работе покойного, а на девять дней собрались лишь свои. Аспирантки накрывали стол и мыли потом посуду. Делали они это не из-за денег, а потому, что любили и уважали свою научную руководительницу.

– Ваша мама, – шепнула одна из соискательниц Люде, – просто образец для нас. Подлинный ученый, великолепный лектор, внимательный научный руководитель, идеальная хозяйка и мать. Ее покойный супруг, наверное, был с ней очень счастлив.

Людмила кивнула. Она искренне считала своих родителей образцовой парой, примером для многих.

Ни разу Люда не слышала, чтобы папа повысил голос на маму. Впрочем, Софья идеально вела домашнее хозяйство. Глядя на папу и маму во время их очень редких совместных походов в театр, Люда всегда вспоминала фразу: «Они жили долго, счастливо и умерли в один день».

Но в действительности все оказалось не так. Папа скончался раньше, а мама вовсе не впала в депрессию. Люда ждала тяжелых, долгих дней, наполненных слезами и истериками, вызовов «Скорой помощи», врачей со шприцами, она приготовилась даже поместить обезумевшую от горя Соню в стационар, но та на редкость легко перенесла кончину мужа.

Отплакав на похоронах и поминках, на девять дней Соня сидела во главе стола совершенно спокойная.

– Какое самообладание, – шептались знакомые, – редкое умение владеть собой. Кабы не знать, как Сонечка любила мужа, то подумали бы всякое.

Люда тоже вначале не ощутила отсутствия папы.

Отец постоянно ездил в командировки, дома бывал от силы пару дней в месяц, да и то в основном приходил ночевать. Мобильных телефонов тогда не водилось, и в кабинете отца около обычного телефонного аппарата стоял еще один, светлого цвета, его диск украшал государственный герб СССР, это была так называемая «вертушка», особая, кремлевская связь, по которой общалось между собой руководство страны. Людочка очень хорошо помнила внушение, которое сделал ей один раз папа. Будучи шестилетней девочкой, она вошла в отсутствие отца в его кабинет. Вообще говоря, делать это запрещалось, но Милочке срочно понадобилась писчая бумага. Вытащив пару листов, она собралась уходить, но тут резко затрезвонил телефон, тот самый, с гербом. Люда, вообразив себя совсем взрослой, схватила трубку и произнесла, как мама:

– Алло!

Послышался глухой, недоуменный мужской голос:

– Сергей Никифорович?

– А папы нет, – бойко отрапортовала девочка.

– Где же он? – потеплел голос.

– Папа живет на работе, – сообщила Люда, – так мама говорит, мы его совсем не видим, почти никогда! Я всегда сплю, когда он приходит, проснусь – а его уже нет.

Послышался тихий смешок.

– Ты, наверное, просто много спишь, – сообщил голос, – вставай пораньше и увидишь отца.

– Нет, – протянула Люда, – он иногда вообще не приходит. Мой папа следит за страной, ему некогда со мной играть! Представляете, сколько всего везде случиться может! А мой папа приедет и порядок наведет, он живет для народа.

Из трубки раздалось покашливание.

– Ну-ну, – произнес голос, – а сколько тебе лет?

– Шесть, – сообщила Люда и, увидав, что в кабинет входит няня, крикнула:

– Я вам сейчас бабу Клаву дам, спросите у нее, когда папа появится.

Няня взяла трубку, сначала она страшно побледнела, потом закивала головой и в конце концов еле-еле выдавила из себя:

– Да, конечно, больше такое никогда не повторится.

Осторожно, словно хрустальную, няня положила трубку на рычаг, быстро-быстро перекрестилась и залепетала:

– Людочка, упаси тебя бог еще когда-нибудь трогать в папином кабинете телефон! Уж что теперь получится, прямо не знаю.

Вечером отец неожиданно пришел домой в восемь.

Дал Люде очень красивый пакет, в котором оказались роскошная коробка конфет, кукла с замечательными белокурыми волосами, и сказал:

– Это тебе от дяди, с которым ты сегодня по телефону разговаривала.

– От кого? – удивилась пришедшая чуть позже мама.

– От самого, – вздохнул папа.

– Ой! – воскликнула мама и побледнела, почти как няня Клава.

– Людочка произвела на него неизгладимое впечатление, – усмехнулся папа.

На мамины щеки вернулся румянец. Отец взял дочку, посадил на колени, обнял и сказал:

– А теперь, душенька, дай мне честное слово, что больше никогда не притронешься к аппаратам на моем столе.

Естественно, Людочка пообещала это папе, она была очень послушным ребенком. С тех пор телефон с гербом стал для нее этаким символом отца. Отчего-то в глубине ее души поселилась уверенность: если аппарат спокойно стоит – у папочки все в порядке.