Маша Стрельцова - Дзен в большом городе

Я воровато посмотрела на Женьку — тот на весьма приличном расстоянии рассматривал иконы, но рисковать не стала:

— Выйдем, — шепнула я.

Батюшка Иоанн с сомнением посмотрел на свою тонкую рясу, но возражать не стал, встал и направился вместе со мной на улицу. Краем глаза я поймала тревожный Женькин взгляд и усмехнулась. Правильно переживаешь, знает кошка, чье сало съела. Думал облапошить меня, на жалость надавить, дабы я расслабилась и потеряла бдительность? Да не на ту нарвался. Я тебя, милый, сама с носками сожру и не подавлюсь ни разу.

На всякий случай я отвела батюшку за ограду церкви, и правильно сделала: Женька немедленно замаячил в дверях, косясь в нашу сторону.

Не спуская с него глаз, я быстро и четко рассказала Иоанну свою печальную историю. После чего выжидающе посмотрела на него и требовательно спросила:

— Ну?

— Ох, Марья, если б я тебя не знал — сдал бы в психушку, — покачал головой он. — Хотя, может быть, так и стоит сделать, а? Потом спасибо скажешь…

— Я тебе сдам, — нетерпеливо отмахнулась я. — Давай по делу. Что тут поможет? Отпевание, изгнание бесов, все что угодно, ты у нас по нечисти специалист.

— Холодно что-то, — зябко поежился он. — Чуешь, какой ветер ледяной?

— Не месяц май, — кивнула я. — Давай решим, и пойдешь в церковь, согреешься.

— Марья, — тревожно крикнул он, словно предупреждая об опасности.

Я успела вскинуть глаза на Женьку — тот пинал белую церковную стену, и тут в спину ударил порыв ветра, смешанный с мокрыми листьями, пробрало льдом аж до костей.

И я споткнулась, упала прямо на мокрый асфальт, обдирая руки, которыми пыталась притормозить.

А когда подняла глаза на батюшку, надеясь, что он поможет мне встать — поняла, что его надо самого сдавать в психушку.

Ветер яростно трепал его церковные одежды, а он стоял в ночной темноте и страстно читал какую-то молитву на старославянском языке, но странно — я понимала его.

— Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, огради святыми Твоими ангелами и молитвами Всепречистой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии, силой Честного и Живостворящего Креста, святого архистратига Божия Михаила и всех небесных сил бесплотных…

Небо за его спиной с ужасным грохотом раскололось молнией, зазмеилось трещинами, словно разбитое стекло. Я вздрогнула. Иоанн стоял непоколебимо, даже не сбился.

— Господи! Помощи прошу от войска нечистой силы! — кричал он ввысь, воздев руки. — Да не возмогут они причинить мне и рабе твоей Магдалине вреда и гибели! Ибо нет выше Бога и силы Его! Яко было, есть и будет Царствие Твое, Божие!

— Аминь, — повторила я вслед за ним.

Он остро взглянул вниз, где под его ногами все так же валялась я, словно кукла, забывая нерадивой девчонкой.

— Магдалина? — каким-то странным тоном спросил он.

— Руку подай, джентльмен, — сварливо отозвалась я.

— Слава Тебе, Господи! — посмотрел он в небо и помог мне встать.

— Что за спектакль ты тут устраиваешь? — с неким любопытством спросила я. — И перед кем? Вроде, кроме меня прихожан нет.

— Ты что, ничего не поняла? — нахмурился он.

— Так, — устало сказала я. — Во мне что, опять была только что не я ?

— Да, — коротко сказал он.

— Чего делала?

Он смутился, покраснел, но ответил:

— Непотребство творила.

Я воровато осмотрела себя, но все же спросила:

— Стриптиз хоть не танцевала посреди улицы?

— Целоваться лезла, — хмуро поведал он и обвиняюще на меня уставился.

— Это не я, — глаза мои были максимально невинны.

— Да ты — не ты, какая разница, — устало махнул он рукой, — бабка Лукерья все одно видела. Ну да ладно, главное — беса из тебя изгнал. После поцелуев ты, кстати, попыталась под колеса проезжавшей машины кинуться, я тебе успел подножку подставить да молиться принялся.

А я посмотрела на Женьку, маячившего у входа в церковь и осознала: только что во мне был не он. Ну не полез бы он целовать Иоанна. Точно не полез бы. И, наверное, не стал бы меня убивать.

Наверное?

— Что мне делать? — вперила я взгляд в Иоанна.

— Я буду молиться за тебя, — серьезно ответил он.

— Это все, что ты можешь?

— Молитва превозможет все! — твердо ответил он. — Не будь маловерной.

— Иди в церковь, продрог ведь, — вздохнула я.

— С Богом, дитя мое, — серьезно сказал он на прощание. — И не забывай — «если Бог со мной, то кто против меня»?

Он ушел, а я смотрела ему вслед и думала — да, я маловерная. Я не верю, что Иоанн отмолит меня, Женьку… Что Господу до нас? Вон, крестик на мне его, символ его искупительной жертвы, мощная охранка от самой сильной ведьмы города — и то не преграда для нечисти.

Я подошла к Женьке, встала рядом. Он помолчал, после чего сказал:

— Домой поедем?

— Поедем, — облегченно выдохнула я.

Он все понял, это было ясно. И я была благодарна, что он ничего мне более не сказал.

На обратном пути я заехала к Пелагее, что жила в частном доме на окраине города, купила у нее курицу и только после этого поехала домой.

Я ничего, ничего не понимала. Все мои знания ведьмы были напрасны, чтобы постигнуть эту ситуацию. Я не могла уразуметь, как так получилось, что Женькино тело отдельно, а его дух — отдельно. И как так получилось, что его тело еще живет, но на самом деле он мертвый. И каким образом мертвый может так просто выдавливать из моего тела мой дух и привольно жить во мне?

Да и похоже на то, что мертвых в этой истории было гораздо более одного Женьки…

Ни на один из этих вопросов я не могла ответить. Библия Ведьмы так же ни о чем подобном не рассказывала. Товарки мои тоже только руками разводили.

Я блуждала в совершеннейших потемках, шла на ощупь по горной дороге, и понимала, что еще один шаг может оказаться роковым.

Однако выхода у меня не было. Или я разберусь в этом — или умру. Все просто.

Дэн спал, когда я поднялась к нему в спальню. Я снова одела на его шею крестик, и присела на кровать, вглядываясь в совершенные черты лица в неярком свете ночника. Он слегка улыбался, и я порадовалась, что снится ему нечто хорошее.

Прочитав над ним охранный заговор, я спустилась на второй этаж в кабинет.

О нет, у меня нет там офисной техники, нет строгого и модного дизайна. Ведьминский кабинет — это уставленные книгами стены, это стеллажи с мешочками трав, кореньев и прочих ингредиентов для целебных отваров.

В одном из ящичков я достала отрез черного сатина, привычным жестом описала свечой круг на ткани, и принялась в нем рисовать шестиконечную звезду.

Я делала пантаклю.

Вскоре черный сатин был испещрен символами нужных ангелов и гениев, в центре я начертала РАФАЭЛЬ, на обратной стороне — УРИЭЛЬ.

Выйдя на лоджию, я распахнула все окна, выдвинула из темного угла дубовую колоду, около нее расстелила ткань пантакли. Курица, чуя недоброе, притихла в мешке рядом.