Маша Стрельцова - Дзен в большом городе

Обе мы понимали, что это бабку не спасет, сил у нас не хватит на хороший обряд, вымотаны мы. Мелькнула мысль — а ну его все к черту. Это была слишком трудная ночь, и я смертельно устала. Свои все спасены — а бабка все равно вредная.

«Колосок», — строго сказал мне внутренний голос.

«Колосок?». Я подумала с полминуты и спросила у Пелагеи:

— Слушай, ты свои колоски куда дела? Которые мы с тобой вечером на поле подобрали?

— В тряпочку завязала да в лифчик сунула, — охотно призналась она. — Так-то оно сохраннее будет.

— Они тебя и спасли от некрополя, — со вздохом сказала я и достала третий, последний колосок. Выглядел он неважно. Подгнивший, измятый. И не подумаешь о том, что в нем такая сила заключена. Не колеблясь, я прилепила его ладонью Лукерье на лоб.

— И правда, как это я сама не сообразила, — пробормотала Пелагея.

— Следи за ней, — наказала я ей и пошла к парням.

Те уже уложили тела в могилы, засыпали и Иоанн читал над холмиками молитвы. Дэн своим швейцарским ножом вырезал буквы на связанных крестом досках из забора.

— Все кончилось, — ободряюще улыбнулся он мне. — Сейчас поедем домой.

«Не верится», — подумала я.

Мне снилось, будто я стою на шатком деревенском мосту. Доски прогнили, сквозь множество дыр виднелась черная маслянистая вода омута.

Медленно всплыл утопленник, и, протягивая мне желтую кувшинку, прошептал сгнившими губами: «Поцелуй меня, Магдалина…».

В ужасе отшатнувшись, я наткнулась на Святошу.

«Я говорила, что я тебе отомщу?», — гадко захихикала она. Я вскидывала руки, пыталась колдовать, но губы мои не могли пошевелиться.

«Вот твой жених, вот твой муж! Живи навек с уродом!» — злобно крикнула она и столкнула меня с моста.

Камнем я полетела вниз, и мертвые руки подхватили меня. Застенчиво улыбаясь, утопленник воткнул кувшинку мне за вырез блузки.

«Будьте счастливы!», — хохотала сверху Святоша.

Я вздрогнула от ужаса и проснулась.

Тихо тикали часы, еле слышно шумел кондиционер. Дэн спал рядом, по-хозяйски обняв меня во сне рукой.

Вспомнилось, как утром, когда мы ехали с кладбища, он мне сказал непререкаемым тоном:

«На этой неделе подаем заявление в ЗАГС».

«Яволь, май фюрер», — устало улыбнулась я ему.

Неужели из-за этих брачных планов мне и приснился такой сон?

«Нет. Из-за Лоры», — подсказал внутренний голос.

Точно. Всю дорогу до дома меня мучило то, что она как-то очень тихо слиняла с погоста, не дожидаясь прощальных слов. На обратном пути мы заехали к ней домой — ее явно там не было. Голодная собака хмуро сидела на цепи, и Дэну пришлось пожертвовать ей пачку чипсов, завалявшихся в его бардачке. Недоенная корова тревожно мычала в хлеву, но тут я уже ничем не могла помочь. Только забежала к соседке и попросила приглядеть за скотиной, пока Лора не явится.

А когда я уже засыпала дома, в теплой постельке, я осознала, какая я идиотка. Если бы я была поумнее — я бы давно уже поняла, что Лора тут замешана по самые уши.

Первый звоночек был, когда Вера сказала мне, что Святоша видела, как я пьянствую и курю сигареты. Я тогда возмутилась ее вранью, ибо подобное для меня — совершенный нонсенс! И не связало то, что не так давно я действительно сидела на лавочке Женькиного подъезда и кутила, пытаясь заглушить в себе чувство вины и тревоги. Это был единственный раз, когда Святоша могла меня действительно видеть, и если бы я задалась вопросом, что она там делала среди ночи — не исключено, я бы нашла связь между ней и Нинкой.

Второй же случай и вовсе не делает мне чести. Что мне сказала Святоша, когда принесла крестик? Наплела, что идет из Знаменского собора. А за полчаса до того я разговаривала с Верой, и она сказала, что Святоша только от нее ушла. Да никогда она не успела бы за это время посетить и собор, и ко мне успеть. Она мне наврала, святая Святоша, самая сильная ведьма города — мне наврала! Видимо, начав грешить, не смогла остановиться, ну а если б и были у нее причины так меня путать, то все равно звонок был оч-чень подозрительным. И как я могла за полчаса забыть то, что мне Вера говорила — не понимаю.

Очень осторожно, стараясь не разбудить Дэна, я перелезла через него, сунула ноги в тапочки и вышла на лоджию.

Снова занимался рассвет. Сизое октябрьское небо прорезали нездорово-розовые пласты. Посмотрела на часы — уже шесть. Проспали мы почти сутки.

Ну что же… Жизнь продолжается. Лору я найду потом, а пока я отправилась вниз, варить кофе и поджаривать тосты.

Когда я вошла на кухню, сердце от ужаса замерло — настолько меня напугала какая-то фигура, сидящая у окна. Трясущимися руками я нащупала на стене выключатель, вспыхнул свет, и я увидела… Женьку!

— Что ты тут делаешь?! — гневно прошипела я. — Черт, как же ты меня напугал!

— Просто сижу, — безразлично сказал он.

«Нервы совсем ни к черту», — подумала я и принялась варить кофе.

— Ну, как жизнь в теле? — миролюбиво спросила я.

Он промолчал, странно улыбаясь.

— Я вопрос задала, — спокойно указала я ему.

Он, не говоря ни слова, провел рукой сквозь стол. Я видела, как массивная дубовая столешница никак не отреагировала на его прикосновение, пропустив плоть сквозь себя, словно ее и не было.

— Приплыли, — я так и села. — Совсем ничего не изменилось, что ли?

— Нет, — покачал он головой. — Так что извини, но придется мне у тебя еще немного поквартировать.

— Так, — я потерла виски пальцами и задумалась. — Значит, смерть Нинки ничего не изменила. Примем это к сведению. Но способ спасти тебя должен быть, точно должен быть. Она же сама велела тебе прожить за нее и за себя! Значит, знала, что можно это снять!

Он молчал, все так же тихо улыбаясь.

— У тебя какой день? — внезапно спросила я, пораженная пришедшей в голову мыслью.

— Девятый, — смущенно признался он.

— Последний? — неверяще посмотрела я на него.

— Да. Все нормально, Магдалина. Ты не беспокойся.

— А кто будет беспокоиться? — зашипела я на него. Ты, что ли? Тебе-то все пофигу, сидишь и улыбаешься!

— А толку? Всё идёт, как должно идти. Колесо сансары вращается и ни тебе, ни мне этому не помешать.

— Иди ты, — хмуро отреагировала я на его сентенцию.

Послышались шаги, а кухню вошел Дэн.

— Как ты, радость моя? — сонно улыбаясь, спросил он.

Я, немного поколебавшись, все же призналась:

— Тут Женька.

Прошлым утром, пока мы ехали домой, я ему все — все рассказала, без утайки. Он хмурился, качал головой и бормотал: «Какого черта ты молчала, дурочка?».

Сейчас он осмотрел кухню, Женьку не увидел и озадаченно спросил:

— Он что, все еще не в теле?

— Увы, — печально покачала я головой.

— Но ты же говорила, что после смерти Нинки у него все будет в порядке!