Михаил Шаламов - Строгий заяц при дороге

— Так надо, Штирлиц, — скорбно заметил он, — чтобы наши враги не заподозрили лишнего!

Не обращая внимания на мое возмущенное мычание, он вывернул лампочку и, включив фонарик, удалился.

«Псих! — понял я. — Сумаошедший^»

«…Создание, которое безглазо смотрело на Колвина из темноты, походило на большую белесую жабу. Огромный растянутый рот его время от времени судорожно распахивался, чтобы выпустить длинный кроваво-красный язык. Им чудовище сбивало влет нетопырей, привлеченных паразитами, которые кишели на его полупрозрачной коже. Вместо глаз у создания были лишь сочащиеся наросты, но узник чувствовал, что жуткий хозяин подземелья видит его, следит за каждым движением.

Существо топталось на границе света и тьмы, давая Колвину как следует разглядеть его обличие. Туловище у него было почти человеческое, безволосая голова сидела на короткой шее, плеч не было, но длинные, волочащиеся по полу сильные руки — все в буграх мускулов. Короткие кривые ножки с плоскими, точно расплющенными огромной тяжестью ступнями, носили чудовище быстро и бесшумно. Оно то совалось в круг рассеянного света, то отступало обратно во мрак.

— Ты кто? — холодея от ужаса, спросил Колвин.

— Уаллум, — сказала тварь, — уаллум улу. — И попыталась дотянуться до Колвина рукой, сама оставаясь в тени. Прикованный узник отшатнулся.

— Улуа уал, — донеслось из сумрака, и тварь сменила позицию, заходя с той стороны светлого круга, к которой Колвин приблизился. Человек каждый раз легко уходил от протянутой лапы, но тварь казалась неутомимой, непрерывно скользя на границе света и тьмы. А Колвин с ужасом думал, что факел в конце концов догорит и он окажется беспомощным во власти демона. Нужно было на что-то решаться.

— Ладанка, — прошептал он, — прощальный подарок принцессы Ридины…

Дрожащими пальцами нащупал Колвин под камзолом замшевый мешочек, лихорадочно развязал шелковые тесемочки… Внутри был маленький флакон из бесценного лингорского хрусталя. Откинута в сторону алмазная пробка — и в ноздри узника ударила струя сладковатого запаха.

«Это всего лишь какая-то ароматическая эссенция! — понял Колвин. — Ридине захотелось, чтобы ее любимый в походе благоухал, словно какой-нибудь изнеженный столичный франт. Глупый женский каприз! Но пусть будет так, как ей угодно!»

Лорд расхохотался с горьким надрывом, расставаясь с последними иллюзиями, и выплеснул содержимое флакона на свои цепи.

«Ирония судьбы — пленник в благоухающих узах. Спасибо тебе, нежная принцесса!»

В воздухе распространился все усиливающийся аромат. Чудовище в темноте натужно закашляло.

— Ллау луако улл! — обижено пробормотало оно из мрака. — Луалаапу!

Но Колвин его не слушал. Как завороженный, смотрел он, как, шипя, оплывают и капают на пол подземелья его железные цепи. Минута — и от оков остались только широкие браслеты на запястьях.

«Вот так принцесса!» — ошарашенно подумал он и, выдернув факел из бронзового канделябра, шагнул к отшатнувшемуся чудовищу…»

Через часок товарищ Тит вернулся и, не говоря ни слова, заменил кляп в моем рту краюхой черствого хлеба с маслом. Хлеб я сжевал, чтобы не задохнуться, а масло большей частью осталось на лице. Потом Тит напоил меня минеральной водой из ржавой консервной банки, которую, похоже, подобрал тут же, в подвале. Пить из этой посудины было противно, но жажда уже давала о себе знать.

— Приятного аппетита, Штирлиц! — пожелал мне товарищ Тит и, поняв по моему лицу, что я собираюсь ему ответить, ловко заткнул кляпом уже открытый для беседы рот.

Я чувствовал себя униженным и оскорбленным. Терпеть такое обращение от пацана было свыше моих сил. «Злой мальчик» — назвал одного из таких маленьких изуверов Антон Павлович Чехов, а современный городской фольклор добавил к его рассказу пару дюжин так называемых «страшилок», в которых детишки предстают далеко не в самом безобидном облике, а взрослые дяди и тети попадают в критические ситуации.

А мое положение чем лучше? Что помешает этому малолетнему преступнику в следующий раз притащить сюда столовый нож или отцовские кусачки? А может, они и сейчас при нем?

Со все возрастающим страхом смотрел я на оттопыренный карман товарища Тита. Что там: молоток, пила или садовые ножницы? Но тот извлек из кармана большой грейпфрут и начал сосать его, потеряв, казалось, ко мне всяческий интерес.

Мне десять лет. Учусь я в читвертом классе. Наш пионерский отряд боретца за право носить славное име Павлика Морозова но сам я хочю быть бойцом нивидимого фронта в амереке. Там у меня будет пистолет красивая радистка и автомашина. Конешно гораздо интереснее быть нашим разведчиком в ведомстве Гимлера, там выдают красивые черные мундиры но Гимлер отравился а Мюллера взорвали в фильме «Ставка больше чем жизнь» и шпионить там типерь незакем. И вобще в бывшем логове фашиского зверя Берлине теперь ГДР и у них от нас теперь никаких тайн нет. Значит буду в амереке. Взрослым хорошо им показывали Фантомаса в трех сериях, а мамка говорит што меня тогда и небыло вовсе. Это не чесно! Теперь прошло столько лет а Фантомаса в трех сериях все не показывают а только знают казать про любовь и где целуютца. Зачем нам такие фильмы? Мамка говорит ты балбес и я выдеру тебя как Сидорову козу если принесет еще хоть одну двойку а мне неинтересно учитца скучным урокам. Вот начнетца у нас английский язык и я по нему буду главным отличником потомучто нашему разведчику без него в амереке как без рук. А парни на улице говорят меня в разведчики не возьмут а сами и не знают когда надо замести следы то надо посыпать из папиросы табаком и тогда собака зачихает и потеряет твой след. А сыщик должен курить трубку иначе ево туда не возьмут. Только мне это никчему ведь я буду не сыщиком а разведчиком. А разведчикам трубка не нужна. А мамка нашла у меня табак в кармане и не поверила что это у меня для собак а не я курю и выдрала как Сидорову козу. Так что уважаемое кино и телевидение покажите нам Фантомаса в трех сериях а то мы вырастем и будет уже позно!

Когда кожура грейпфрута отлетела в угол и Тит снова взглянул на меня своими мечтательными глазами, он был мне уже противен донельзя.

— Маленький паршивец, вот ты кто! — сказал я ему. Услышав мое «Мммммммммм-мммммм-ммммм», товарищ Тит понимающе кивнул.

— Крепитесь, Штирлиц! В следующий раз я принесу вам банку консервов, — сказал он с отеческой заботой. — Вы любите «спинку минтая», Штирлиц?