Ольга Степнова - Леди не по зубам

– Папаша, – говорят, – мы твою тачку вместе с поломкой прямо здесь и сейчас покупаем! За три рубля!

Я удивился и спрашиваю:

– Почему с поломкой? Такие агрегаты не ломаются. В ней просто бензина нет!

– Папаша, – улыбнулся один из бритых, – у нас есть три варианта сделать твою тачку нашей. Первый – ты нам её даришь. Второй – мы у тебя её изымаем самым мирным путём, без насилия. Третий – в случае твоего несогласия с первыми двумя способами, ты становишься трупом, машина тебе уже не нужна и мы опять-таки, её изымаем!! Ну, так как, старикан?! Какой способ тебе подходит?

Я ни секунды не усомнился, что это те самые бандиты, которые мне нужны! Других таких подонков на одной и той же дороге быть не могло.

– Парни, – говорю, – а давайте без криминала. Зачем вам лишние статьи в биографии?! У меня есть четвёртый способ отъёма этой машины – обмен. Вы мне мальчика, а я вам свою «аудюху». И расходимся без обид.

У них вдруг глаза на лоб повылезали.

– Откуда ты знаешь, что у нас в «Навигаторе» мальчик?!

Я говорю:

– Знаю, потому что немножечко телепат. Если вы сейчас криминально завладеете моей красотулей, то ничего хорошего не получится. Машина у меня больно приметная: угоните её – дальше первого поста ГАИ не уедете. Я тоже человек не последний: убьёте меня, мои дружки вас из-под земли достанут. А теперь подумайте, парни, какие могут быть у меня дружки, если я, старый пень, разъезжаю на тачке за сто двадцать тысяч долларов и готов, не глядя, махнуть её на какого-то сопливого мальчика.

Парни почесали репу и переглянулись.

– Нам лишний криминал ни к чему, – сказал один из них. – Только мальчика я отдать не могу. Он мне самому нужен.

– Но эта тачка по любому должна быть у нас, – сказал второй. – Падлой буду, если не уведу её.

Замолчали они, загрустили, вижу, мозги у них туго ворочаются.

И тут я заметил, что у них на передней панели колода карт валяется. А я точно знаю, что для таких пацанов карточный долг – дело чести.

– Ну, – говорю, – раз с обменом такие проблемы, давайте сыграем на интерес!

Бугаи переглянулись, заржали и… согласились!! Наверное, классными шулерами себя считали, только не знали они, что в студенчестве я таких шулеров под орех разделывал. Дед у меня картёжником был и таким штучкам меня обучил, что никакие краплёные карты противнику не помогали.

Короче, сели мы на обочине. Первую партию я специально продул, чтобы они расслабились. Вторую… тоже продул, потому что подзабыл кое-что в картёжном деле. Моя машина и мобильник отошли им. А потом я сосредоточился, собрался и выиграл мальчика!

Парни чуть не заплакали, но я правильно рассчитал – карточный долг для них дело святое. Один другому сказал:

– Валяй, выкатывай этому старому пердуну нашего мальчика. Пусть подавится.

А я и правда обрадовался как ребёнок. Даже в пляс пустился.

И тут мне из «Навигатора» выкатывают… мотоцикл!

Я чуть с ума не сошёл.

– Что это? – спрашиваю.

– Мальчик, – отвечают. – Ты ж его хотел!

И тут я понял, друзья, что это отродье бандитское страдает идиотизмом интеллигентных людей, которые называют свои машины разными именами. Вот у меня кого только не было! Любка, Маришка, Зайка, Тотошка…

– Годзилла, Клоподав, д, Артаньян, Фандорин и Достоевский, – закончил за него дед.

– Ну да, а эти уроды звали свой мотоцикл Мальчик! И это были совсем не те уроды, которые мне были нужны! Расстроился я до слёз. Они меня не отпустили, ещё несколько партий сыграть заставили. Выиграл я у них отличный мобильник, дорогие часы, золотую зажигалку и… надувную женщину.

– Где она? – прищурился дед.

– Кто?

– Баба резиновая!

– В багажнике мотоцикла лежит, – покраснел Елизар.

– Ну и… придурок же ты, цуцик! – потрясённо выдохнул дед. – Во что резались-то?

– В очко. Прости меня, старого цуцика, провалил я задание…

– Гауптвахта тебе!! – громогласно провозгласил дед.

– Есть, бля! – Мальцев вскочил и вытянулся в струну, отдавая честь. – Куда садиться прикажете? В туалет?

– Сядешь на корточки, и будешь надувать свою бабу! И чтоб ни морщинки на ней, ни складочки! Чтоб ровненькая была как в восемнадцать лет!

– Есть, бля! – ещё больше вытянулся поэт.

Он повозился с багажником мотоцикла, достал оттуда омерзительную резину телесного цвета, сел в проходе на корточки и, с усердием раздувая щёки, стал надувать бабу. Обрадовавшись развлечению, Янка начала радостно бить себя по ляжкам и громко орать. Резиновое изделие никак не реагировало на усилия Елизара. Безжизненной колбаской оно лежало у его ног и не желало приобретать аппетитные формы женского тела.

– Давай, цуцик, давай! Веселей! – скомандовал дед и, задавая ритм, начал хлопать себя по ляжкам и притопывать ногой. – Ать-два, ать-два! И не перди на выдохе, владей собой! Будешь знать, как в карты играть! Будешь знать, как на баб надувных ставить! Ать-два!

– Ну нереальный жесткач! – восхищённо выдал шаман сленг московской тусни, и тихонечко, в ритм, с видимым удовольствием забил в бубен.

Ильич смотрел на эту комедию с нескрываемой радостью, что на месте Елизара оказался не он. Кажется, он даже шёпотом повторял за дедом «Ать-два!»

– Наверное, я на всю жизнь возненавижу автобусы, – грустно сказал Бизон. – Особенно жёлтые.

– Особенно школьные! – засмеялась я.

– Ничего, к психоаналитику сходишь, – заржал дед, – я оплачу. Вдох-выдох, вдох-вы-ыдох!! Владей собой!!

– Элка, пойдём отсюда, мы здесь лишние люди, – Бизя встал и потянул меня в грузовой отсек.

– Пойдём, – с лёгкостью согласилась я, так как давно хотела курить.

Возле туалета было непривычно много пустого пространства из-за отсутствия мешков с грузом. Ветер бил в лицо, а выбитое стекло создавало иллюзию свободы, скорости и пространства.

Мы встали возле окна, Бизя обнял меня за талию.

Я почувствовала себя героиней романтической сцены на «Титанике» и расхотела курить. Мне подумалось, что девушке в розовом сарафане, пусть и немного грязном после валяния под автобусом, никак не пойдёт сигарета.

– Элка, я тебя люблю, – еле слышно сказал мне Бизон на ухо.

Разговоры о чувствах меня смущали. Всегда. Я стеснялась открыто говорить о любви, мне было неловко проявлять свои нежные чувства. Для себя я навсегда определила подобные действия, как «слюнтяйство». И вот сейчас, в «позе „Титаника“ вдруг подумала: а может, я неправа?! Может, проявление чувств – не слабость, а роскошь?!.

Вот соберусь с духом и скажу: «Бизя, я тоже тебя люблю. Так люблю, что если прокричать об этом на весь белый свет, все сдохнут от зависти! И Дэн сдохнет! Мне совсем не нравится этот серб, и я вовсе не собиралась перчить наши с тобой отношения глупой ревностью…»

Я уже было открыла рот, чтобы произнести это, но язык не послушался и сказал: