Ольга Степнова - Леди не по зубам

– Эх, жалко последний коньяк Янке споили! – вздохнул Сазон. – Сейчас через нос бы ему залили, мигом бы спазм сняло!

– М-м! – испуганно отшатнулся Ганс.

– Надо ему ножом зубы разжать, – посоветовал Мальцев и взял со столика большой кухонный нож, которым мы резали хлеб.

– М-м-м! – замотал головой Ганс, и в глазах его заблестели слёзы.

– Нужно его ледяной водой окатить! – крикнул из кабины Дэн. – Мигом все спазмы пройдут!

– Где б её только взять-то, ледяную воду? – растерянно огляделся Бизя. – Может по голове тяжёлым ударить? Рот от удара раскроется…

– Не говори ерунды, – перебила я. – Не у всех голова такая железная, как у тебя, да и не факт, что рот откроется.

– Не факт, – согласился Бизя.

– М-м-м, – Гаспарян закатил глаза и стал падать на автоматы.

Сазон вскочил и подпёр его кулаком в спину.

– Замучили пацана! Сейчас ведь сглотнёт! Что потом делать? Вместе с капсулами монголам его отдавать?!

– Открой рот!! – заорала я, чувствуя, что сдают нервы. – Открой, а то хуже будет!

Ганс молча заплакал. По его щекам градом покатились крупные, прозрачные слёзы. Я почувствовала такую усталость, что даже не смогла испытать жалость к этому, в сущности, маленькому ребёнку.

– Когда у скота случаются спазмы, – вкрадчиво сказал Адабас, – ему делают так: «Ха-а-а!!» – заорал он, склонившись над Гаспаряном, и со всей дури ударил в бубен.

Ганс вздрогнул, зажмурился и упал на спину.

– По-моему, он описался, – сказал дед.

– Во всяком случае, Яна точно описалась, – поморщился Мальцев, снимая с мокрого плеча мартышку.

К нам, хромая, подошёл Герман, поднял Ганса за плечи и, заглядывая ему в глаза, проникновенно сказал:

– Выплюнь, дружок, эту гадость, а то импотентом останешься!

Ганс икнул, покраснел, разжал челюсти и сплюнул Герману на ладонь чёрный слюнявый комок.

– Сработало! – захлопал в ладоши дед. – Подействовало!!

– Такое на кого хочешь подействует, – философски заметил Мальцев, снимая мокрую рубашку и пристраивая её сушиться на руль мотоцикла.

– Раз, два, три, – принялся пересчитывать Герман Львович капсулы. – Тут ровно семнадцать.

– Положите капсулы в платок, – жёстко приказал Бизя Герману.

Абросимов молча ссыпал добычу и вытер мокрую руку о штанину. Он старался не смотреть на нас. Бизя завязал платок узелком и спрятал во внутренний карман джинсовой куртки. – Ты молодец, Ганс, – сдавленным от волнения голосом, сказал он. – Ты молодец! Скажи только, почему ты опять… снова… сунул капсулы в рот?

– Так это… спасти их хотел! Вы же сами, Глеб Серчеич, сказали, что из-за этих капсул в Бельгии могут погибнуть люди. А я как в заложниках побывал, так многое понял. Вы правильно, Глеб Сергеич, учили, что дороже человеческой жизни ничего нет! Меня знаете, как похитили? На мобильник позвонили и сказали, что бабушка при смерти! Я в чём был, на дорогу выскочил, даже телефон в автобусе впопыхах оставил! Начал попутку в обратном направлении ловить… тут меня и сцапали!

– Молодец, – погладил его по голове Глеб. – Пять тебе по истории, ОБЖ и физре! И по поведению пять!

– Вы только не забудьте об этом! – искренне обрадовался Ганс.

– А вы немедленно должны объясниться, Герман Львович! – Бизя в упор посмотрел на Абросимова. – При всех!

Герман отвёл глаза и уставился в окно. Он молчал.

Я видела, как на виске у него неритмично пульсирует жилка.

– Отпустите! – заорала откуда-то Лаптева. – Убийцы, отпустите меня!

– Мы давно заподозрили, что среди нас есть предатель, – тихо сказал Бизон. – Давно! И подозревали именно вас! Как у вас оказались капсулы? Вы же знали, что от них зависит наша жизнь и жизнь бельгийцев! Но вы спрятали их! Нашли, спрятали и молчали!

– Глеб, он стрелял в самого Борисова, – напомнила я. – Он спас тебя!

– Ещё непонятно почему он это сделал! Вы обязаны объясниться Герман Львович! В этой истории и так много вранья, предательства, гнусности и убийств! А тут ещё вы со своим воровством! Где вы нашли капсулы? Почему не сказали нам? Решили сами нажиться и поэтому стреляли в своих подельников?!

Герман, хромая, дошёл до откидного сиденья и сел на него.

– Мне нечего вам сказать, – мрачно сказал он. – Пока нечего.

– Ему нечего нам сказать, – повторил Глеб мрачно и вдруг заорал во всю глотку: – Ему, гаду, нечего нам сказать! Да ты… да ты… Это ты убил Оскара Васильевича и Марию Ивановну! – выдохнул он обвинение Абросимову прямо в лицо. – Ты! Никто не видел, что ты делал там, в операторской! Никто не заметил, как ты заходил в интернат, когда все сидели перед беседкой в Бобровниково! Ты убийца, грабитель и вор!! Это ты пробил бензобак! Ты притворялся слабым, стеснительным, нелепым ботаником, а сам… Ты подлый гном!

– Погодь, сынку, – схватил Бизю за рукав дед. – Погодь… да не может он быть подлым гномом! Ты вспомни, как он мешки под колёса бандитам швырял! Вспомни, как пивом пожертвовал! В конце концов, он лично Борисову брюхо прострелил, когда тот в тебя целился! – дед уже орал во всю глотку на Бизю, как орал, когда у него садились батарейки в слуховом аппарате, и он начинал плохо слышать. – Он помогал нам, сынку! Так помогал, что без него бы мы уже неизвестно где были!

– Он делал это потому, что хотел избавиться от подельников и в одиночку навариться на капсулах, – упрямо повторил Бизя, глядя в пол.

– Тогда почему он отдал их за мальчишку? Если он такой негодяй, почему отдал?!

– Не знаю.

– А ты сначала узнай, а потом под трибунал солдата отдавай! Коммандос, объясните всё, наконец, прошу вас!

– Мне нечего вам сказать, – повторил Герман.

– Что в этих капсулах?! – спросил Бизя.

– Я не имею права…

– Ах, так! – Бизя схватил Абросимова за шиворот, развернул к себе спиной и пнул коленом под зад. Герман вскрикнул от боли в простеленной ноге, побледнел, но сопротивляться не стал. – Где у нас тут кутузка? Куда вы посадили Викторину? В сортир?! Отлично! Посидите и вы в тюрьме, Герман Львович, пока вам не будет, что нам сказать!! – Глеб вытолкал Абросимова в грузовой отсек и закрыл за ним дверь туалета на замок.

– Убийцы! – завизжала Лаптева. – Если вы не выпустите меня, вам не жить!!

– На твоём месте я допросила бы Викторину, – сказала я Глебу.

– Викторину?! – Бизя заметался в узком пространстве прохода. – Викторину я должен допросить?! Ну, нет! Я их скопом сдам всех в милицию! Всех!! В уголовный розыск! Вот там их пусть и допрашивают!!

– И меня сдашь? – прищурился дед.

– Нет, тебя не сдам. И Элку не сдам.

– Ну, спасибо, – усмехнулась я. – Тогда уж и Адабаса помилуй. А в особенности не рекомендую трогать Никитина!

– Адабаса помилую! А Никитину… просто морду набью, потому что он смотрит на тебя как кот на сметану, а ты его защищаешь! А ещё Троцкому рыло начищу… Слушайте, а где Троцкий?! Троцкий где?! Его случаем, не пристрелили? – Бизя растерянно огляделся по сторонам. – Где, мать твою, наш Ильич?! – заорал он и начал носиться по автобусу, заглядывая во все щели.