Элизабет Питерс - Крокодил на песке

Признаюсь, такого удовольствия я в своей долгой жизни еще не испытывала. Внезапно до меня дошло, что по моему лицу градом катятся слезы. Все же хорошо, что нам с Эвелиной вскоре предстоит расстаться. Еще несколько недель в ее обществе, и я превращусь в сентиментальную дурочку, у которой из-за любого пустяка глаза на мокром месте.

– Вот все и уладилось, – утомленным голосом сказал Эмерсон. – Хотя, видит небо, эта история тянулась слишком долго, а под конец стала отдавать тошнотворной слащавостью. Ладно, Уолтер, целуй свою невесту, нам всем пора возвращаться в лагерь. Я проголодался!

Не думаю, чтобы Уолтер услышал хоть слово. Но меня эта речь вывела из себя. Чувствам, переполнявшим меня, требовался выход, и незамедлительный.

– Уж вас-то точно никто не обвинит в слащавости, разве что в тошнотворности! – ледяным тоном заметила я, в последний раз оглушительно шмыгнув носом. – Неужели вы хотите сказать, будто предполагали такой конец? И вы позволите своему брату жениться на девушке, у которой за душой ни гроша?

– Мало того что ни гроша, – весело ответил Эмерсон, – да она еще и испорченная! Хотя ума не приложу, почему «испорченная». Эвелина мне кажется вполне неповрежденной, во всех смыслах этого слова. А способный художник нам не помешает. Тем более такой, которому не надо платить жалованья, – прямая экономия!

– Ложь!

Голос раздался у меня за спиной. Я вздрогнула и обернулась. Как это ни странно, но мы начисто забыли о существовании Лукаса.

Он уже взял себя в руки, и теперь лишь блеск глаз выдавал его состояние.

– Ложь! – повторил он, шагнув к Эмерсону. – Вы не могли это поощрять, Эмерсон. Не могли!

– Ваша светлость плохо понимает мой характер, – невозмутимо отозвался Эмерсон. – Кто я такой, чтобы вставать на пути истинной любви? Искренне полагаю, – добавил он, пристально глядя на Лукаса, – что эта история завершилась для всех нас наилучшим образом. Разве вы не согласны, милорд?

Лукас ответил не сразу. Я даже ощутила легкую жалость, наблюдая за его борьбой с собственным темпераментом.

– Возможно, вы правы, – наконец произнес Лукас. – Возможно, так и должно было случиться. «Рок намерения наши довершает», как говорил старикан Шекспир...

– Хотя и несколько другими словами [6], – согласился Эмерсон. – Позвольте поздравить вас, милорд! Вы прекрасный образец английского аристократа. Не согласитесь ли собрать нам на голову горящие уголья [7]и поднять тост за обрученных? Уолтер! Уолтер, пошли... Уолтер, очнись, черт бы тебя побрал!

Он дернул брата за локоть. Уолтер с недоумением взглянул на нас. Он напоминал человека, который очнулся от летаргического сна и обнаружил, что грезы оказались явью.

Глядя на Эвелину, Лукас на мгновение заколебался. Она его не замечала, поскольку смотрела на Уолтера с благоговением монашенки, взирающей на лик создателя. Лукас пожал плечами.

– Я не настолько благороден, – сказал он с легкой улыбкой. – Извините. Думаю, мне лучше побыть немного одному.

– И он захромал навстречу закату, – насмешливо продекламировал Эмерсон, провожая глазами удаляющийся силуэт Лукаса. – До чего ж театральны эти юнцы! Слава богу, у нас с вами, Пибоди, здравого смысла в избытке. Вы согласны?

Я оглянулась на Уолтера и Эвелину и мрачно ответила:

– Да, конечно. И слава богу!

Никак не предполагала, что стану беспокоиться о Лукасе, однако, когда по прошествии нескольких часов он не вернулся, начала волноваться.

Мы съели самый омерзительный ужин, какой только можно себе представить. Его приготовил Абдулла. Он объяснил, что лакей и повар Лукаса, которые сегодня утром сопровождали нас в лагерь, куда-то пропали. Я сочла этот факт тревожным, но Эмерсон, пребывавший в приподнятом настроении, лишь легкомысленно пожал плечами.

Мы вчетвером сидели на нашем балкончике-уступе, мирно наблюдая за восходом луны. С тем же успехом мы с Эмерсоном могли бы довольствоваться обществом друг друга, поскольку Эвелина с Уолтером находились в блаженном ступоре, не слыша и не видя никого и ничего, кроме друг друга.

Я сообщила Эмерсону о своей тревоге по поводу Лукаса, хотя и не ждала понимания. И разумеется, не ошиблась – Эмерсон проявил полное бездушие.

– Наверное, он ушел со своими людьми, – спокойно сказал он. – Полагаю, Пибоди, мы больше не увидим Его Безмозглость.

– Вы хотите сказать, что Его Безм... тьфу ты! Думаете, Лукас нас покинул? Не верю, что он такой трус.

– А я вполне верю, но готов воздать ему должное – Лукас покинул нас, когда эта неприятная история осталась позади. Мне кажется, что и мумию мы больше не увидим.

– Чушь! – фыркнула я. – Вы что же, думаете, будто мумия – это Лукас?! Это исключено! Мы неоднократно видели их одновременно.

– Предположим, я ошибаюсь, – тон Эмерсона начисто отвергал хотя бы малейшую возможность ошибки, – предположим, верна именно версия Лукаса о какой-то особо интересной находке. Но в любом случае даже вам, Пибоди, должно быть ясно, что автор спектакля не египтянин. Уж слишком вычурный замысел, до такого мог додуматься лишь образованный европеец. Или американец, среди них тоже встречаются сумасшедшие коллекционеры...

– О чем это вы говорите?

– О профессиональной ревности, Пибоди, Вам, конечно же, кажется невероятным, чтобы разумный человек мог так поступить, но уверяю – немало археологов готовы на все ради сенсационного открытия. Разрешение на раскопки в Амарне предоставлено мне, я потратил бездну времени, чтобы вырвать бесценную бумажку у Масперо, и теперь даже этот бестолковый француз не посмеет отобрать ее. Но он вполне способен придумать изощренный план, дабы вытурить нас отсюда. И тогда вся слава достанется ему! Хотя Масперо не единственный...

Я искренне расхохоталась:

– Не говорите глупостей!

– У вас есть иное объяснение, дражайшая Пибоди? Но если цель мумии – не наши раскопки, то остается одно: она охотилась за каким-то человеком. У меня врагов нет...

Этот человек решил меня уморить!

– Возможно, некоторым не нравятся мои критические замечания, – задумчиво продолжал Эмерсон, не обратив ни малейшего внимания на мой глумливый смех. – Да, пожалуй, есть несколько личностей, которые пали настолько низко, что могут ответить на мои доброжелательные суждения со злобой.

– Если вас кто-нибудь убьет, – перебила я, – что представляется весьма вероятным, то в приступе ярости. Дубинкой, кочергой или каким-нибудь другим столь же пошлым орудием. Странно, что этого еще не произошло.

– У меня профессиональные враги, а не личные, – стоял на своем Эмерсон. – А Уолтер не имеет ни тех, ни других. Мой брат обладает прискорбно мягким характером. Может, мумия охотится за вами? Вы уверены, что вас не преследуют отвергнутые возлюбленные?