Дарья Донцова - Бабочка в гипсе

Сгорбив спину, баба Нила встала, взяла веник и начала заметать осколки. Я, не зная, как утешить старуху, растерянно молчала, а та внезапно выпрямилась:

– Такая же кружка у Федьки была, он, когда мою увидел, истерику закатил, ногами топал! Сергей в магазин сгонял и сыну тоже купил. Уж не знаю, цела ли она у него. Хотя навряд ли, он теперь на золоте ест. Слышь, Лампа, ты никому про наше родство с Мамонтовым не брякни. Колян приказал о Федьке навсегда забыть, велел на иконе поклясться, что ни словом о нем не обмолвлюсь. Да и, признаться, я Федора давно из сердца и ума выкинула. Сегодня из-за чашки расстроилась, она мне самая дорогая вещь была, вот и замолола языком. Сделай одолжение, похорони то, что слышала.

Я наклонила голову:

– Баба Нила, простите! В свое время я после отита заработала осложнение и сейчас плоховато слышу. Извините, я просто кивала головой, ваши слова не разобрала, поняла лишь, что вас расстроила разбитая чашка.

Старуха собрала осколки на совок и, ссыпая их в мусорное ведро, пробормотала:

– Спасибо.

Я не читаю журнал «Форбс» и не слежу за списком самых богатых людей России. У меня есть подруга, Анюта Филиппенко, она журналистка и не так давно брала интервью у Мамонтова. Отлично помню реакцию Анютки. Сразу после свидания с богачом Филиппенко примчалась в Мопсино и затараторила:

– Ну, ваще, он странный! Никогда не подумаешь, что такой кент способен бабло косой косить.

– Дурно воспитанный мужлан? – предположила я. – В процессе общения с тобой сморкался при помощи пальцев, шумно рыгал, клал ноги на стол?

Анюта стрельнула глазами:

– Нет, внешне он милый, одет шикарно. Я тоже в грязь лицом не ударила, прикинулась по моде, сапоги-ботфорты, юбочка кожаная, волосы уложила, маникюр, косметика, духи. Федор не женат, никаких сплетен о его личной жизни не ходит, ну вот!

– И ты решила понравиться одинокому олигарху? – бесцеремонно спросила я.

– Зарплата у меня, знаешь ли, не ахти, хотя возможности у журналистов хорошие, – созналась Анюта, – да зря я старалась, он никакого внимания на мои ноги не обратил.

– Хам! – подначила я приятельницу. – Девушка столько усилий потратила, а он не впечатлился.

– Мамонтов велел подать кофе, коньяк, пирожные, – перечислила Филиппенко, – продемонстрировал респект по отношению к прессе. Мило улыбался, но интервью не получилось.

– Почему?

– Задаю ему вопрос о бизнесе, отвечает его консультант, спрашиваю о личном, вещает адвокат, – вздохнула Анюта. – Сам олигарх лишь головой в такт кивал.

– Вероятно, у Мамонтова был негативный опыт общения с прессой, – предположила я, – вот он и принял меры предосторожности.

– Я же не из «Желтухи», – вознегодовала Анюта, – а из солидного бизнес-издания. Меня цвет его трусов и количество любовниц не волнуют. Речь шла о том, как выжить в трудное время малым предприятиям. О кредитовании и еще куда сейчас лучше вкладывать средства. Неужели у Мамонтова нет собственного мнения? Кстати, он с репортерами не встречается, в теле– и радиопрограммах не участвует, по тусовкам не ходит, в светской жизни не блистает, на выставках-презентациях не бывает. Бирюк.

– Ну и не обращалась бы к нему, – пожала я плечами.

Филиппенко вскинула голову:

– Главный редактор мне череп прогрыз, хотел напечатать материал с Мамонтовым, эксклюзив, понимаешь. Во я нахлебалась! Три месяца с его секретаршей общалась! Просто женщина-робот! Ну, в конце концов договорилась, его в компании юриста и помощника увидела, затем статью на визу отправила. Они ее тридцать дней изучали. Начальник чуть концы не отдал, каждое утро мне мозги бором сверлил: «Где интервью с Мамонтовым?»

Я звоню в офис олигарха, секретарь говорит: «Минуту, соединяю с помощником». А тот заявляет: «Работаем, подбираем правильные формулировки, завтра получите текст».

Проходит названный срок, а в электронке – фига. Бегу по новому кругу. В конце концов мне объявили: «Мамонтов уехал в Швейцарию».

– Никогда не мечтала о журналистике, а после твоего рассказа очень рада, что не имею ни малейшего отношения к прессе, – выдохнула я.

– Ну не все такие гоблины, – протянула Анюта, – встречаются на тернистом пути вполне нормальные люди.

Сейчас, вспомнив ту беседу, я от души пожалела бабу Нилу. С таким недотепой, как Колян, ей нечего ждать обеспеченной старости. Федор забыл про мачеху, он не собирается помогать женщине, которая его вырастила.

В кухню вошла Прасковья Никитична.

– Доброе утро, – чуть протяжно произнесла она, – есть хочется.

Я обрадовалась: свекровь Нины вроде в нормальном состоянии, вероятно, она сумеет ответить на некоторые вопросы.

– Кашу сварили? – спросила Прасковья.

Я открыла холодильник:

– Сейчас подогрею. Вы не знаете, где Нина?

– На горе, – охотно сообщила она.

– И где это? – нежно пропела я, запихивая фарфоровую тарелку в микроволновку.

– Там ворон крыльями машет и рак свистит, – поведала Прасковья, – там на неведомых дорожках бродит золотое руно под руку с Моисеем.

Я водрузила на стол завтрак, вручила Прасковье Никитичне ложку и спросила:

– Можно, зайду в ваши комнаты?

– Вкусная картошечка, – откликнулась старушка, зачерпывая кашу, – жаль, лука нет.

Я молча ушла в коридор. Похоже, несчастная окончательно выжила из ума, уже не способна понять, что ест, путает овсянку с пюре. Не дай бог превратиться в подобное существо, незачем разговаривать с Прасковьей, это бессмысленная трата времени.

Очутившись на территории Силаевой, я стала методично обыскивать комнату. Около получаса понадобилось на то, чтобы понять: у Нины нет ни записной книжки, ни дневника, ни блокнота с заметками. Минимум одежды, почти полное отсутствие косметики, жалкое количество детских вещей, пара игрушек – вот и все богатство. Зацепиться не за что. Ни квитанций, ни каких-нибудь чеков, ни листочка с номерами телефонов, оставленного на всякий случай для Прасковьи Никитичны.

На тумбочке у одной кровати нашелся сотовый ядовито-розового цвета. Подобные аппараты минимальной стоимости покупают первоклассникам. Если малыш потеряет трубку, жалко ее не будет. Нина решила, что мобильный без наворотов лучше всего подходит Прасковье Никитичне. Ну зачем полубезумной свекрови фотоаппарат, видеокамера, калькулятор, радио и возможность подключаться к Интернету?

Я понажимала на большие кнопки. Никаких эсэмэсок или звонков, с Прасковьей Никитичной давно не общались. Но о старухе явно нежно заботятся. Кровать Нины застелена старым, кое-где зашитым бельем, а одеяло Прасковьи Никитичны заправили в пододеяльник с кружевной отделкой. Халат и тапочки Нины сильно поношены. В феврале хочется закутаться в уютный велюровый или толстый махровый шлафрок, но у Силаевой был тоненький, почти прозрачный халатик из ситца, в таком зимой холодно и некомфортно. Роль домашних тапочек выполняли дешевые пластиковые сланцы, на которых от длительной носки стерлось название фирмы-производителя. А бабуля сейчас явилась на кухню в симпатичном стеганом халате и в тапочках из овчины. Силаева баловала Прасковью, она не могла бросить выжившую из ума мать Филиппа.