Сергей Нуриев - Идолов не кантовать

Потап встал с кровати и, подойдя к серванту, принялся выдвигать из него ящички и открывать дверки. Пять минут поисков принесли первые плоды. Нагора были выданы: набор oткрыток с видами Полтавы, пустая чернильная ручка, медные потускневшие от времени запонки и цельный столовый нож из нержавеющей стали.

— Что это? — полюбопытствовал Гена.

— Презенты, которые ты привез товарищам из Европы и вручишь завтра в качестве поощрения. Будем применять политику кнута и пряника. Думаю, что папаша твой сможет пережить потерю этих пряников. Тем более что после реализации первого же килограмма золота я ему все оплачу. Ты, как законный наследник, не возражаешь?

— Нэт.

— Спасибо. Кстати, тебе я тоже заплачу.

— За что?

— За твои часы.

С этими словами Потап взял африканца за руку и быстро расстегнул браслет. — Дешевка, видно. Один доллар стоит, да? Я дам тебе два. Потом.

Эфиоп потянулся за уплывающими часами, словно утопающий, но они бесповоротно присоединились к остальным подаркам.

— Я бы свои отдал, — пояснил чекист, — но у меня "Слава". Могут догадаться, что не из Брюсселя. А твои сгодятся. Я их Брэйтэру подарю. А тебе другие купим. Здесь на базаре иногда продают часы, которые ходят. Да не будь ты таким мелким собственником! — пристыдил он напарника, увидев на его лице неподдельное страдание. — Стремись к тому, чтобы стать собственником крупным.

Следующий час кладоискатели приводили в порядок европейские сувениры. С открыток были срезаны все буквы и типографские знаки, ручку очистили от засохших чернил и залили новыми, а запонкам придали первозданный блеск. Часы Потап полировал собственноручно, не доверив их бывшему владельцу.

Пожелав друг другу спокойной ночи, в половине третьего приятели легли спать.

— В субботу я женюсь, — проговорил подмастерье.

— Уже? — удивился Потап сквозь набегающий сон.

— Да. Больше тянуть нельзя.

— Надеюсь, у тебя хватило ума никого не приглашать?

— Угу… Но тебя мы приглашаем.

— Спасибо, — пробормотал бригадир. — для меня большая честь…

Возвращение товарища Степана райкомовцы почтили вставанием. Все они были гладко причесаны, побриты, умыты и походили на застенчивых первоклассников.

Высокий гость гордо посмотрел на подпольщиков, надел очки, развернул сложенный вчетверо клочок бумаги и с достоинством произнес:

— Дорогие советский друзия.

Затем, на хорошо ломанном русском языке, он зачитал приветствие Президиума IV Интернационала.

Речь его была похожа на выступление какого-нибудь Чрезвычайного и Полномочного посла Республики Бурунди. Потап только диву давался, с каким хладнокровием эфиоп исполняет свою роль.

Подпольщики были удивлены не меньше. Многие из них слышали товарища Степана впервые и нашли его голос вполне приятным и густым. Но дикция у посланника оказалась прескверной. Говорил он так, словно во рту у него находилось яблоко, которое он ворочал языком от одной щеки к другой. Все, что удалось разобрать в приветственной речи, была весть о том, что райкомовцам передают пламенный привет их зарубежные друзья.

Помусолив яблоко, эфиоп поднял глаза и, щедро улыбнувшись, закончил:

— Спасып за вныманыэ.

Сразу же после этого состоялась церемония вручения памятных подарков, окончательно растрогавшая всех присутствующих.

Лев Аронович, как, предводитель гвардии, был награжден ценными часами. Монархист получил медные запонки ручной работы. Ручка, которая была под завязку залита чернилами, но почему-то не писала, попала к Коняке. Осторожно осведомившись, не бывал ли диссидент в Полтаве, Мамай сунул ему открытки с видами центральных полтавских площадей и улиц, выдав их за виды Брюсселя. Игнат Фомич, никогда не посещавший не только Полтаву, но даже и столицу Бельгии, отметил про себя, что по европейским проспектам ездят такие же трамваи, как и в области, и форма у милиционеров такая же. Столовый нож достался Харчикову, который был приятно удивлен, разглядев на его лезвии знак качества. Всем остальным, кому подарков не хватило, пришлось довольствоваться рукопожатием товарища Степана.

После раздачи пряников собрание приняло деловой характер. Подпольщики разбирали сложившуюся революционную ситуацию, обсуждали стратегию и тактику предвыборной борьбы, и наконец, вооружившись инструкциями председателя, кандидаты отправились на встречу с избирателями.

Спустя всего лишь час большинство кандидатов добрались до своих участков и, не мешкая, принялись за дело.

Баптист выступал в столовой завода железобетонных конструкций, в самый разгар обеда. Рабочие кушали пшенку, сосредоточенно глядя в свои тарелки. Но те, кто покончил с кашей и запивал ее компотом, слушали объявившегося агитатора с немалым любопытством.

— Братья и сестры! — говорил Коняка осипшим от волнения голосом. — Наш район — это отмирающий динозавр с маленькой головой, огромной, неповоротливой тушей и рахитическими ножками…

— Дамы и господа! — ораторствовал в это же время Куксов. — Наш район — это отмирающий динозавр с маленькой головой…

Свою программу монархист оглашал в помещении ЖЭКа № 4, где собралось десятка два старух из прилегающих домов.

— …Туша — это раздутый чиновничий аппарат!

— А хилые ножки… — голосил Пиптик, стоя перед работницами хлебозавода, — хилые ножки — это мы с вами!

Работницы сдержанно смеялись.

— …Разрешить кризис можем только мы, "зеленые", то есть защитники флоры и фауны! — распинался балетмейстер, перейдя на фальцет. — Я, как представитель "зеленых", то есть защитников флоры и фауны…

Розовощекие работницы уже не стесняясь обсуждали импульсивного кандидата и смеялись все свободнее…

Эти и многие другие подробности сообщила чекисту сексот Кислыха, способная, как известно, присутствовать в нескольких местах одновременно. Мамай остался вполне доволен поступившей оперативной информацией и честно выдал осведомительнице причитающийся гонорар.

События разворачивались согласно плану. Не было только никаких сведений о Цапе.

К вечеру кaндидаты стали возвращаться. Отпустив эфиопа на побывку к невесте, Мамай сам встречал соратников. Каждого вошедшего он усаживал рядом с собой, по-дружески угощал чаем и внимательно слушал отчет. Изредка Потап останавливал коллегу и дополнял его рассказ какой-нибудь деталью, приводя рассказчика в большое замешательство.

Последним в контору вернулся Мирон Мироныч. Он был слегка пьян и внутренне чему-то очень рад.